Миндальничай, валандайся, в скандальях
кружа, ни в шаг не сдвинувшись с тоски...
Мы - камни. Нам положены медали -
серёжками в кровящие соски:
мы - собраны и брошены на-порознь.
Мы - головасты слишком...
Погоди!
Отрежь её!.
И память будет - хворост,
и он зажжётся даже от воды.
Долой башку! Ведь это дело - глина...
Лепи из глины птичий дала-лай...
Мы рождены в заброшенной долине,
где боли плачут бесам: "баю-бай".
Ты помнишь, зверь, единорожно-детский, -
шампанский вихрь утраченных голов
по полю-полю, где земля - как нэцкэ,
мала, и норок нет, и нет углов?
Как были мы в панически-весёлом
хрустальном заповеднике для мук?
Как нас кусали розовые пчёлы,
и защищал на льду хромой паук?
Как целовались, прижимая запад
к востоку цвета ириса в пруду,
и рот земли раскрыт был, словно запах
кувшинки с солнцем в этом нежном рту...
Как ртуть, вскипали гномики магнолий...
Щербато улыбались дикари-
цветы..
И смех шёл - как с изнанки горла
закатопростирающей горы
шёл свет - шершаво-шелестящий, шумный,
с лукошком тучек в рожках и венках...
И швартовались бархатные шхуны
рук мотыльковых, предвкушая взмах
рук божьих одуванчиков пушистых...
Башку долой, родной, башкудолой!
Далай-мне-неба, где - развратно-чисто,
где кузнецы летят живой петлёй,
где камни нас, размоченных на камни
парят и плачут в нимбе нежных пчёл,
и колокольно шепчет цвет миндальный:
"далай-мне..." - свету в жёлтое плечо.
..как были мы наивно-фудзиямны!
Как в ямах проверяли пульс земли...
Как целовали кожей - чёрны камни
под кожей,
как сиреневый налив
адамоев поили сном сгущённым
и терпким мёдом выжатых венер...
Как нас любили розовые пчёлы,
рождённые в долине вечных вер!..
Скоро, скоро будет теплынь,
долголядые май-июнь.
Дотяни до них, доволынь.
Постучи по дереву, сплюнь.
Зренью зябкому Бог подаст
на развод золотой пятак,
густо-синим зальёт Белфаст.
Это странно, но это так.
2
Бенджамину Маркизу-Гилмору
Неподалёку от казармы
живёшь в тиши.
Ты спишь, и сны твои позорны
и хороши.
Ты нанят как бы гувернёром,
и час спустя
ужо возьмёт тебя измором
как бы дитя.
А ну вставай, учёный немец,
мосье француз.
Чуть свет и окне — готов младенец
мотать на ус.
И это лучше, чем прогулка
ненастным днём.
Поправим плед, прочистим горло,
читать начнём.
Сама достоинства наука
у Маршака
про деда глупого и внука,
про ишака —
как перевод восточной байки.
Ах, Бенджамин,
то Пушкин молвил без утайки:
живи один.
Но что поделать, если в доме
один Маршак.
И твой учитель, между нами,
да-да, дружок...
Такое слово есть «фиаско».
Скажи, смешно?
И хоть Белфаст, хоть штат Небраска,
а толку что?
Как будто вещь осталась с лета
лежать в саду,
и в небесах всё меньше света
и дней в году.
3. Баллимакода
За счастливый побег! — ничего себе тост.
Так подмигивай, скалься, глотай, одурев не
от виски с прицепом и джина внахлёст,
четверть века встречая в ирландской деревне.
За бильярдную удаль крестьянских пиров!
И контуженый шар выползает на пузе
в электрическом треске соседних шаров,
и улов разноцветный качается в лузе.
А в крови «Джонни Уокер» качает права.
Полыхает огнём то, что зыбилось жижей.
И клонится к соседней твоя голова
промежуточной масти — не чёрной, не рыжей.
Дочь трактирщика — это же чёрт побери.
И блестящий бретёр каждой бочке затычка.
Это как из любимейших книг попурри.
Дочь трактирщика, мало сказать — католичка.
За бумажное сердце на том гарпуне
над камином в каре полированных лавок!
Но сползает, скользит в пустоту по спине,
повисает рука, потерявшая навык.
Вольный фермер бубнит про навоз и отёл.
И, с поклоном к нему и другим выпивохам,
поднимается в общем-то где-то бретёр
и к ночлегу неблизкому тащится пёхом.
1992
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.