Внутри меня растёт дерево, лапистое и корявое,
уже давно осень, а его квадратные листья зелёные.
Встаю рано ночью, чтоб услышать, как крякают
мёртвые лягушки в гнёздах и глядят изумлённо
на мою голову – её растаскивают по частям
разжиревшие паучьи лапки, становится невыносимо
холодно и страшно смотреть, как глаз
застревает в лабиринте паутины, но я не отдам
Кутузову, у него он прячется под чёрной повязкой,
не помню имя –
не Наполеон, точно. Но вспоминаю в который раз –
падаю, и падаю, и падаю в неестественно вязкую
личность, которая из них кто Иван Грозный?
В квадратные листья вползает енот,
довольно поздно
говорить еноту: «Енот, сделай скриншот
картины «Иван Грозный убивает своего сына»,
он его не убьёт, дорогой енот, мы с тобой перепишем историю,
садись рядом со мной, смотри дерево растёт
ещё расти и расти, а ты, мой сын, откупоривай
баночку Балтики номер три
ту-ту-да
опять налили вишнёвый компот!
Пробивают насквозь вишнёвые косточки мозг паука,
Айседора шалфеевыми вечерами вяжет шарф
думает, что мой глаз запутался в шерсти.
С восторгом наблюдаю свысока
как Айседора затягивает узел шарфа на шее
Фанни Каплан. Паф-паф-паф!
Мировой вождь давно не с нею спит,
а прохлаждается в Мавзолее,
очередь после шести
к нему значительно редеет.
Дорогой енот, снег зимою становится желтее,
паук начинает плести
гнёзда для лягушек.
Ты меня не слушай, облака потеют
и я выхожу из тебя –
Мавзолей закрывают на карантин,
для нас обоих так будет лучше.
Поэзия, магнезия... Какая разница? Главное, что классно. Мороз по коже, и, странно, но, как будто, всё понятно.
Мороз по коже - это замечательно, при таком морозе снех не тает. :)
Большое спасибо, Наташ.
номинировала)
Неожиданно и очень приятно. :)
Спасибо, Наташа, мы с енотом очень рады. :)
Дали взбитый с Сартром и припудренный Гондри. Коктейль Грозная Балтика 3 )
,
Внутри меня растет... не знаю даже... Может, дерево?
Но не сосна, не кедр с песчано-почвенного севера,
а влажных жирно-джунглевых лесов громада фикуса
дырявит челюсть. Для коррекции зубов и прикуса.
Не больно. Странно чувствовать фаланги тысяч листиков.
Чернорабочим (трезвым) был с утра, а стал флористикой.
не... не выходит философффски. хрень прет.
Привет, Снег! )
Прекрасный экспромт, Николай. Душевный и искренний, а что ещё нужно в этой жизни?
Спасибо огромное. :)
Привет, конечно, рада очень тебя увидеть, услышать, подумать, обнять всеми снежинками.
хит
Хит от Песни дорогого стоит.
Спасибища большущее, дорогая Песенка.
Удивительное стихотворение, почему-то (мне) хочется его перечитывать и перечитывать, что я, впрочем, и сделала уже много раз. И всякий раз читать было интересно, уж не скучно совсем. Какую-то схему я, всё-таки, для себя составила, хотя надобности не было, а просто потому, что захотела о стихе написать.
Что за скриншот такой? Внутренности головы, что ли? Мозг – хранилище информации. И вот вам - скриншот.
Информация (историческая, заметьте) разрозненная, поступает из многих, видимо, несвязанных между собой источников, мучительная, жутковатая – и в самом деле это бред паучий, и страшные, очень страшные эти пауки.
Но, удивительным образом, вдруг, является какой-то енот и всё как-то (неважно как), но организуется, упорядочивается вокруг него.
Почему? Может быть, потому что он хороший, он друг, он мил, с ним можно выпить пива, поболтать о страшном, как о пустяках, с улыбкой, с шуткой, и даже переписать историю так, чтобы всё, наконец, закончилось хорошо для обоих.
Может, назвать стихотворение «Енот»? Такой он славный, нужный. Может быть, он последняя спасительная соломинка?
Потому что
«...вползает енот,
ДОВОЛЬНО ПОЗДНО
говорить еноту: «Енот, сделай скриншот
картины «Иван Грозный убивает своего сына»,
он его не убьёт, дорогой енот, мы с тобой перепишем историю,
садись рядом со мной, смотри дерево растёт
ещё расти и расти, а ты, мой сын, откупоривай
баночку Балтики номер три
ту-ту-да
опять налили вишнёвый компот!...»
А я оптимист. Я люблю этого енота, а значит – не поздно. Надеюсь, что и автор – тоже. Ибо
жуткая информационная реальность прошлого рассыпается, как кошмарный сон. Енот, который – (время? природа?) – естественность, искренность, дружественность, тёплая пушистость, рассыпал её к чертям собачьим, как разноцветные детальки «лего».
«С восторгом наблюдаю свысока
как Айседора затягивает узел шарфа на шее
Фанни Каплан. Паф-паф-паф!
Мировой вождь давно не с нею спит,
а прохлаждается в Мавзолее,
очередь после шести
к нему значительно редеет.
Дорогой енот, снег зимою становится желтее,
паук начинает плести
гнёзда для лягушек.
Ты меня не слушай, облака потеют
и я выхожу из тебя –
Мавзолей закрывают на карантин,
для нас обоих так будет лучше.»
---
Поэтически сделано стихотворение, по-моему, безупречно. Стильно, складно, прихотливо, убедительно, ярко.
---
И хочу добавить: конечно, я провралась в своей схеме, я поняла, уже написав, что, конечно, здесь просто скрин WEB(овской) (паутинной) страницы - отсюда паучьи лапки, глаз, запутавшийся в паутине и проч. Но, повторюсь, сюжетная схема не очень важна, важен общий душевный, чувственно -эмоциональный поток. Очень точно отображен, очень... даже не знаю, как это правильно назвать, наверное, это и есть "поэтично", да.
Дорогая Наташа, я хотела тебя попросить принести сюда рецензию, но постеснялась. Большое спасибо, я очень рада, что ты угадала мои мысли и желания. :)
Ещё раз благодарю, мне, как автору, так важно узнать, что видит читатель и сопоставить со своими "вложениями".
Этот текст был написан на один турнир, тема "Божественное безумие".
Но никто не знает, кто из нас сумасшедшее - те, кто добавлены в специальное заведение или мы, сидящие долгими зимними вечерами за мониторами.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.