Утром Илью Петровича стошнило. Вечером он съел кильку в томатном соусе с гречневой кашей и сразу стало не по себе. Глаза кильки противно хрустели на зубах, а фрагменты хребтов застревали в съёмном протезе. Но голод возобладал и вся банка была опустошённой и даже дочиста вылизана кусочком чёрствого хлеба.
В блевотных массах обнаруживалось что-то сурового вида и даже с лёгким оттенком грусти. Илья Петрович разнервничался в догадках о неизлечимой болезни, попытался смыть и больше не вспоминать, что с ним не так.
Но канализация вдруг прозвучала симфонией Вивальди, а не переваренный томатный соус с вкраплениями киличных глаз глубоко заглянул в душу Петровича и начал заполнять его самого, потом, заполнив, выплеснулся наружу и расплавился на кленовых листьях. Листья с грохотом попадали и затянули соусной жидкостью промозглый асфальт.
Переполненный Илья Петрович рванул на кухню, забрызгивая оранжевым стены. В окно стучались два глаза, стремительно покрывающиеся осенними заморозками, а разрастающееся бельмо небрежно взбивало их погружным блендером.
Оконное стекло начала неестественно тягуче разламываться и мягко ложиться на тапочки-собачки Петровича, топорща им потрёпанные уши. Несколько снежинок, увлечённые сквозняком, затрепыхались на подоконнике, Илья Петрович с нежностью прикоснулся к ним и вздрогнул.
Что-то зачавкало в ладонях. Он разжал их, а выскользнувший косяк серебристой кильки незамедлительно затопил соседей по зиме.
Напомнило "Тошноту" Сартра.
а вообще, Снежочек, я волнуюсь. если б незнакомый автор, подумала, что курит что-то
Дорогая Песенка, не волнуйся, я не курю, это вредно для снежного здоровья. :)
Не верю, ибо где ставрида-то?
Надо срочно переименовывать в Эль-Ниньо. Во-первых, патамушта килька, а во-вторых, гибнет, как в рассказе, а в-третьих, Илья Петрович мальчик, а не девочка. Если бы тошнило Веру Павловна, например, то тогда конечно Ла-Ниньо и изобилие анчоуса для удобрения и корма птицы. А тут и мальчик, и изобилие анчоуса, и гибнет одновременно. Все перепутано нафиг.
Да тут намного всё проще, потому что Илья Петрович девочкой пока быть не может, ибо он - октябрь, а килька всего навсего осень в томатном соусе с оранжевой поволокой. Парниша пытался от неё избавиться нетривиальным методом. :)
И не надо смешивать анчоус с килькой! Какое кощунство. )
Насчод смешения в одной банке тюльки, шпрота и хамсы (анчоуса) под брендом *килька*, это вы не мне, а производителям скажите)
А ставрида та же килька, но в гольфстриме её распёрло от тёплых чувств и она слегка расставридела. :)
номнировала килечку))
Спасибо большое!
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Уже довольно лучший путь не зная,
Страстьми имея ослепленны очи,
Род человеческ из краю до края
Заблуждал жизни в мрак безлунной ночи,
И в бездны страшны несмелые ноги
Многих ступили — спаслися немноги,
Коим, простерши счастье сильну руку
И не хотящих от стези опасной
Отторгнув, должну отдалило муку;
Hо стопы оных не смысл правя ясной —
Его же помочь одна лишь надежна, —
И тем бы гибель была неизбежна,
Но, падеж рода нашего конечный
Предупреждая новым действом власти,
Произвел Мудрость царь мира предвечный,
И послал тую к людям, да, их страсти
Обуздав, нравов суровость исправит
И на путь правый их ноги наставит.
О, коль всесильна отца дщерь приятна!
В лице умильном красота блистает;
Речь, хотя тиха, честным ушам внятна,
Сердца и нудит и увеселяет;
Ни гневу знает, ни страху причину,
Ищет и любит истину едину,
Толпу злонравий влеча за собою,
Зрак твой не сильна снесть, ложь убегает,
И добродетель твоею рукою
Славны победы в мал час получает;
Тако внезапным лучом, когда всходит,
Солнце и гонит мрак и свет наводит.
К востоку крайны пространны народы,
Ближны некреям, ближны оксидракам,
Кои пьют Ганга и Инда рек воды,
Твоим те первы освещенны зраком,
С слонов нисшедше, счастливы приемлют
Тебя и сладость гласа твого внемлют.
Черных потом же ефиоп пределы,
И плодоносный Нил что наводняет,
Царство, богатством славно, славно делы,
Пользу законов твоих ощущает,
И людей разум грубый уж не блудит
В грязи, но к небу смелый лет свой нудит.
Познал свою тьму и твою вдруг славу
Вавилон, видев тя, широкостенный;
И кои всяку презрели державу,
Твоей склонили выю, усмиренны,
Дикие скифы и фраки суровы,
Дав твоей власти в себе знаки новы.
Трудах по долгих стопы утвердила,
Седмью введена друзьями твоими
В греках счастливых, и вдруг взросла сила,
Взросло их имя. Наставленный ими
Народ, владетель мира, дал суд труден:
Тобой иль действом рук был больше чуден.
Едва их праздность, невежства мати
И злочинств всяких, от тя отлучила,
Власть уж их тверда не могла стояти,
Презренна варвар от севера сила
Западный прежде, потом же востока
Престол низвергла в мгновение ока.
Была та гибель нашего причина
Счастья; десница врачей щедра дала
Покров, под коим бежаща богина
Нашла отраду и уж воссияла
Европе целой луч нового света;
Врачей не умрет имя в вечны лета.
Мудрость обильна, свиту многолюдну
Уж безопасна из царства в другое
Водя с собою, видели мы чудну
Премену: немо суеверство злое
Пало, и знаем служить царю славы
Сердцем смиренным и чистыми нравы.
На судах правда прогнала наветы
Ябеды черной; в войну идем стройны;
Храбростью ищем, искусством, советы
Венцы с Победы рук принять достойны;
Медные всходят в руках наших стены,
И огнь различны чувствует премены.
Зевсовы наших не чуднее руки;
Пылаем с громом молния жестока,
Трясем, рвем землю, и бурю и звуки
Страшны наводим в мгновение ока.
Ветры, пространных морь воды ужасны
Правим и топчем, дерзки, безопасны.
Бездны ужасны вод преплыв, доходим
Мир, отделенный от век бесконечных.
В воздух, в светила, на край неба всходим,
И путь и силу числим скоротечных
Телес, луч солнца делим в цветны части;
Чувствует тварь вся силу нашей власти.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.