Недетское лицо у тишины –
язык откушен, вырвано два уха,
по стенам ползает и скоро ей кранты,
зову по имени – как в танке глухо.
Она сжимает свет и темноту
в своих тишайших выпуклых объятьях
и говорит: «Окно сейчас заткну –
оттуда шум людей, машин, довольно, хватит!»
Я к вечеру её уже боюсь,
она на ужин звуки ест и шорох,
пытается надеть тоску и грусть,
грозится, что собой раздавит скоро.
Нет выхода из стен у нас двоих –
мы обе любим плавное беззвучье,
и даже ветер запредельно стих -
у ног улёгся ковриком паучьим.
Мы с тишиной завариваем чай,
солёным светом разбавляет горечь
луна, убившая две тучи наповал,
сквозь зубы вязко шепчет: «Наливай
мне тишины в бокал», – и одиночным
выстрелом в упор впивается в окно.
Осколки ранят тело тишины,
она теряет литрами молчанье.
Наш дом, такой уютный и простой
стоит на грани мировой войны –
я слышу, как кипит на кухне чайник.
Хорошее.)
А мне нравится "паучий коврик") Чтобы избежать инверсии, можно, к примеру, и так : у ног улегся ковриком паучьим.
А в строчке "грозится, что раздавит собой скоро", хорошо бы поменять местами слова, чтобы не сбивался ритм, и сделать так: "грозится, что собой раздавит скоро".
Спасибо большое, перекроила слегка. Очень вам благодарна. :)
Очень тронуло.Просто ухххх....
Спасибо!
Классное :)
спасибо :)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.