Диадемид Лукьянович не ослеп, выглядел прекрасно для старости, и старость старалась ему подобать. Он ей говорил: «Так получается, что всё оставшееся мы проведём вместе, последнюю черту тоже». Старость молчала невидящими глазами, скалилась проваленным ртом с выпадающими зубами. Диадемид постепенно собирал зубы в стакан и долгими зимними вечерами мастерил вставную челюсть.
Челюсть для старости получилась необычная – зубы разных цветных узоров можно было менять местами, как пазлы, иногда получалось сложить картинку, для Диа наступал праздник. Он шёл к старости в гости, давал ей примерить челюсть, но чаще всего зубы сыпались на пол, и чудесная панорама разваливалась в тающую абстракцию. Старость плакала, пыталась восстановить почерневшую осеннюю веточку такими же пальцами, бесполезно увидеть то, что осталось гербарием.
Диа помогал ей, но они были в неправильных параллелях – она слепа, он хотел спрятаться в её чёрном: «РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, Я ИДУ ИСКАТЬ». Она смешивалась в зубных узорах, темнота плавилась и выкипала абсурдной пеной. Диа выбирал самые непроходимые уголки памяти, но старость протыкала осенней веточкой тонко натянутое полотно – ткань, взвизгнув, рвалась, края обугливались, и сквозь пыльную золу падали на пол разноцветные зубы.
Октябрь вздрогнул – глыбы отжатого снега разбили обнажённые плечи в кровь, голова вялым цветком сморщилась на сломанной шее. Старость положила на могилу высохший прутик.
Нелегкое дело писательский труд –
Живешь, уподобленный волку.
С начала сезона, как Кассий и Брут,
На Цезаря дрочишь двустволку.
Полжизни копить оглушительный газ,
Кишку надрывая полетом,
Чтоб Цезарю метче впаять промеж глаз,
Когда он парит над болотом.
А что тебе Цезарь – великое ль зло,
Что в плане латыни ему повезло?
Таланту вредит многодневный простой,
Ржавеет умолкшая лира.
Любимец манежа писатель Толстой
Булыжники мечет в Шекспира.
Зато и затмился, и пить перестал –
Спокойнее было Толстому
В немеркнущей славе делить пьедестал
С мадам Харриет Бичер-Стоу.
А много ли было в Шекспире вреда?
Занятные ж пьесы писал иногда.
Пускай в хрестоматиях Цезарь давно,
Читал его каждый заочник.
Но Брут утверждает, что Цезарь – говно,
А Брут – компетентный источник.
В карельском скиту на казенных дровах
Ночует Шекспир с пораженьем в правах.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.