Горизонталь удобней вертикали – раздумывала я, листая книгу,
с продуманной интригой вдоль сюжета,
которую нескучно разгадать.
Скрипит шезлонг – мы с книгой много весим – томимые мыслительным процессом –
культурный слой на солнце прогреваем,
сопутствующий всем отпускникам.
Я честно прочитала сотню строчек, проникшись омерзительной погодой –
поёжилась под жарким, южным солнцем,
представив Осло, зимнего, пейзаж.
Сюжет прошит готическою нитью: брутальный персонаж назначен главным,
он «вечно молодой и вечно пьяный»,
на сердце – груз трагической любви.
Сбивая мой настрой, оса присела – на заголовок, леденящий душу,
легонько я стряхнула со страницы
опасную поклонницу Несбё.
И понеслось... оса не унималась, за ней ещё читальщицы примчались...
они жужжали, мною возмущаясь,
что не делюсь и не читаю вслух.
Ну что вам книга? рядом спелый персик, сочащийся нектаром наслажденья,
его блондинка жадно уплетает,
роняя слёзы сока на песок.
Бурлят вулканы пузырей просекко, взрывая лёд в бокале с аперолем –
спешите на попойку, книгофилки
и не мешайте детектив читать.
Всерьёз увлекшись тщетным устремленьем – огородить свой мир от насекомых,
остервенело я стучала книгой –
из книги выпал главный персонаж...
Угрюмым взглядом оглядел пространство, стянул с себя тяжёлый, старый свитер,
разделся донага, упал на гальку,
подставив солнцу мышцы... и тэ дэ...
Растерянно смотрю я на героя и на тэдэ... волнуется мой разум:
ну как же быть с сюжетом детективным,
а вдруг из книги выпадет маньяк?
Заметив мой испуг – герой заверил, что отдохнёт немного и вернётся,
что под контролем у него злодеи –
возмездие настигнет их в конце.
Восторженно смотрю я на героя, нарушившего ход повествованья,
жужжат мои подруги словно осы,
назойливые – просят вслух читать...
Шумит сосна, прибой волной играет, обеденное время наступает,
воспользовавшись книгой как подушкой –
успею до обеда подремать.
Меж тем, на пляже драма разыгралась: вот итальянцы ловят осьминога,
потом об камень бьют, слюну глотая,
держа в руке букет из восьми ног...
Нет талии, увы, у осьминога... зато мозги побольше, чем у многих
двуногих, а ещё у них три сердца –
не надо их, бедняжек, убивать!
Морские гады не простят обиды, к пловцам тихонько в море подкрадутся,
повяжут по рукам, на дно утащат
и ноги вырвут, а потом – съедят!
Мы, русские, кричали: марэ! марэ! но, итальянцы, жадное – манжарэ –
отбить и съесть (а нас отлично кормят),
«вы звери, господа» – вздыхала я...
Старик с извилистою палкой
И очарованная тишь.
И, где хохочущей русалкой
Над мертвым мамонтом сидишь,
Шумит кора старинной ивы,
Лепечет сказки по-людски,
А девы каменные нивы -
Как сказки каменной доски.
Вас древняя воздвигла треба.
Вы тянетесь от неба и до неба.
Они суровы и жестоки.
Их бусы - грубая резьба.
И сказок камня о Востоке
Не понимают ястреба.
стоит с улыбкою недвижной,
Забытая неведомым отцом,
и на груди ее булыжной
Блестит роса серебрянным сосцом.
Здесь девы срок темноволосой
Орла ночного разбудил,
Ее развеянные косы,
Его молчание удлил!
И снежной вязью вьются горы,
Столетних звуков твердые извивы.
И разговору вод заборы
Утесов, свержу падших в нивы.
Вон дерево кому-то молится
На сумрачной поляне.
И плачется, и волится
словами без названий.
О тополь нежный, тополь черный,
Любимец свежих вечеров!
И этот трепет разговорный
Его качаемых листов
Сюда идет: пиши - пиши,
Златоволосый и немой.
Что надо отроку в тиши
Над серебристою молвой?
Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?
"Как много стонет мертвых тысяч
Под покрывалом свежим праха!
И я последний живописец
Земли неслыханного страха.
Я каждый день жду выстрела в себя.
За что? За что? Ведь, всех любя,
Я раньше жил, до этих дней,
В степи ковыльной, меж камней".
Пришел и сел. Рукой задвинул
Лица пылающую книгу.
И месяц плачущему сыну
Дает вечерних звезд ковригу.
"Мне много ль надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!"
Люблю и млечных жен, и этих,
Что не торопятся цвести.
И это я забился в сетях
На сетке Млечного Пути.
Когда краснела кровью Висла
И покраснел от крови Тисс,
Тогда рыдающие числа
Над бледным миром пронеслись.
И синели крылья бабочки,
Точно двух кумирных баб очки.
Серо-белая, она
Здесь стоять осуждена
Как пристанище козявок,
Без гребня и без булавок,
Рукой указав
Любви каменной устав.
Глаза - серые доски -
Грубы и плоски.
И на них мотылек
Крыльями прилег,
Огромный мотылек крылами закрыл
И синее небо мелькающих крыл,
Кружевом точек берег
Вишневой чертой огонек.
И каменной бабе огня многоточие
Давало и разум и очи ей.
Синели очи и вырос разум
Воздушным бродяги указом.
Вспыхнула темною ночью солома?
Камень кумирный, вставай и играй
Игор игрою и грома.
Раньше слепец, сторох овец,
Смело смотри большим мотыльком,
Видящий Млечным Путем.
Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобы
Сбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.
Гоп! Гоп! В небо прыгай гроб!
Камень шагай, звезды кружи гопаком.
В небо смотри мотыльком.
Помни пока эти веселые звезды, пламя блистающих звезд,
На голубом сапоге гопака
Шляпкою блещущий гвоздь.
Более радуг в цвета!
Бурного лета в лета!
Дева степей уж не та!
1919
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.