А мы живём в мертвящей пустоте,
летает небо старым покрывалом.
Один прохожий им укрыться захотел,
но не успел – таких, как он, навалом.
Застыла очередь, а небо улетело,
снег стал беззвучен, не стучался дождь.
С открытым ртом всплывает в луже тело,
чей облик вдруг на небо стал похож.
Из левой стороны торчит китайский нож,
овсянка хлопьями кружит несмело,
кусочек масла тает в молоке.
Луна кого-то ночью долго ела,
потом ушла без месяца, смеясь и налегке.
А тело плавало в остывшем кипятке,
все думали, что небо стало всмятку,
и пустота казалась кисло-сладкой,
и дрожь сочилась из щелей украдкой,
и чья-то правая рука качала детскую кроватку,
в которой трепыхалось наволочкой утро.
Сиреневым осколком перламутра
кровили замшевые дали.
Луна и месяц даже вместе спали
под тонким полосатым покрывалом,
спокойно было и темно, как у крота.
Казалось им, что с ними кто-то рядом –
конечно, под кроватью шевелилась пустота
и слышала, как разрываются пружины
и видела, как месяц съел луну.
Но по сюжету все остались живы,
крот выполз из норы ради наживы
и пустоту, не видя, зачерпнул.
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.