Я на шорохах ветра, на коротких гудках
Надиктую бессмысленность обоснований,
И листая страницы, играя словами,
Ускоряю настырность пульсаров в висках,
Я окончу свой стон на неистовой ноте,
Я опомнюсь пластом или снова на взводе,
Отдалились шаги, исчезают бесследно,
Прикормили с руки – на крючок иль в тенета?
Только брезгую утром увидеть в деталях
Те каналы, которыми стоки втекали,
Полощу неустанно в коллекторе душу,
Мру на серном одре потрохами наружу.
Я не рыпнусь, не двинусь с проклятого места,
Да куда мне, к вершинам чужих Эверестов,
Мной отрублен под корень затравленный гонор,
Я - пленённое пламя в оправе меноры,
Я - последний окуренный ладаном зритель,
Я – заляпанный воском узор на талите,
В брызгах крови проснётся мой город – апокалиптика...
Благодарю за каждую дождинку.
Неотразимой музыке былого
подстукивать на пишущей машинке —
она пройдёт, начнётся снова.
Она начнётся снова, я начну
стучать по чёрным клавишам в надежде,
что вот чуть-чуть, и будет всё,
как прежде,
что, чёрт возьми, я прошлое верну.
Пусть даже так: меня не будет в нём,
в том прошлом,
только чтоб без остановки
лил дождь, и на трамвайной остановке
сама Любовь стояла под дождём
в коротком платье летнем, без зонта,
скрестив надменно ручки на груди, со
скорлупкою от семечки у рта. 12 строчек Рыжего Бориса,
забывшего на три минуты зло
себе и окружающим во благо.
«Olympia» — машинка,
«KYM» — бумага
Такой-то год, такое-то число.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
