Жара дремала, всё уже изведав.
Тянулись дни, простые и ничьи
в карьеры, где купалось лето,
и засыпали рыжие ручьи.
Итак, был день с ушедшей электричкой,
с платформою и лестницей в траву.
Был ветер осторожный, как отмычка,
на ощупь проходящий сквозь листву,
вникающий в теснейшее скопленье
фигур листвы, где каждый третий знак
кивал назад, на плотные деревья,
а жесты сучьев, полных недоверья
ещё тесней смыкали полумрак.
Там было две тропы – одна следила
за той, что шла по следу ручейков.
Там были заросли, в которых шевелило
вихры глазастой тени, и в затылок
дышавшие под видом облаков.
Там каждый раз непознанная малость
сминалась очевидностью пятна…
Так начинался лес. Так начиналась
таинственность бессолнечного дна…
Во всяком случае, наверное, одна
загадка начиналась с паутинки,
как часовой пружинки на траве...
Внезапно оглянись, сойдя с тропинки, -
и кто-то быстро спрячется в толпе.
Итак, был путь по мху. Итак, был следом
ручья подгляд и сонная беседа…
И кто-то впереди мелькнёт в стволах, как бы
отвлекшись от прогалин и тропы…
Но, впрочем, длительной и согнутой фигурой
являлось озеро внезапное с прищуром
кинжальной зыби с краю и вдали;
являлись ясность вместе с партитурой
полузатопленных тростинок на мели,
кивающих друг другу без утайки...
Сливался лес на дальнем берегу
и звуки волн, шипящих в мелкой гальке,
и чем-то потревоженные стайки
незримых птиц, иголками в стогу
мелькавшие, и спящий над дорожкой
мушиный зуд по плечи, как затон...
Загадки рассыпались понемножку
на множество понятий и имён...
А кто там был – почём нам знать! А пуще –
зачем нам знать, когда, лицо склоня,
седой слушок, от влажности идущий,
шепочут на ухо, согласными звеня;
когда под свист и эхо отдаётся
не то зевок, не то ответный зов
на душный плеск и шалости лесов,
хлебнувших тины прямо из болотца
под жалобы комарьих голосов...
Понятно ли? Не очень, мне сдаётся.
Древесный мусор вылизан в строку
озёрной влагой сонно льющей пули.
Лес неподвижен в принципе, как улей,
с гудением, теснящимся к летку...
Но по верхушкам – словно бы спугнули,
замельтешит и прыснет на бегу.
И только шёпот: «Кажется – уснули...»
услышат на далёком берегу.
тянулись дни в карьеры, где купалась подмножество этих же самых дней (лето)? гм... кондуктор удивилсо, трамвай остановилсо
Кондуктор удивился –
зачем остановился
трамвай, что сам впилился
в дремучий хвойный лес?
Казалось бы чего тут
торчать тому народу,
который на природу
ни разу не залез?
А рельсов нету боле!
По кочкам ехать что ли?
Сидите уж на воле
с газетами и без!
А и вправду, пару раз это прочтёшь и будешь спать крепким сном под гудение пчелиное...
Для того и стараемся! Только третий раз читать не рекомендуется - можно не проснуться.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Еще не осень - так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
Еще упруга их мускулатура,
но день-другой -
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Но стихнет,
и немного погодя,
наклонностей опасных не скрывая,
бегом-бегом
по линии трамвая
помчится лист опавший,
отрывая
тройное сальто,
словно акробат.
И надпись 'Осторожно, листопад!',
неясную тревогу вызывая,
раскачиваться будет,
как набат,
внезапно загудевший на пожаре.
И тут мы впрямь увидим на бульваре
столбы огня.
Там будут листья жечь.
А листья будут падать,
будут падать,
и ровный звук,
таящийся в листве,
напомнит о прямом своем родстве
с известною шопеновской сонатой.
И тем не мене,
листья будут жечь.
Но дождик уже реже будет течь,
и листья будут медленней кружиться,
пока бульвар и вовсе обнажится,
и мы за ним увидим в глубине
фонарь
у театрального подъезда
на противоположной стороне,
и белый лист афиши на стене,
и профиль музыканта на афише.
И мы особо выделим слова,
где речь идет о нынешнем концерте
фортепианной музыки,
и в центре
стоит - ШОПЕН, СОНАТА No. 2.
И словно бы сквозь сон,
едва-едва
коснутся нас начальные аккорды
шопеновского траурного марша
и станут отдаляться,
повторяясь
вдали,
как позывные декабря.
И матовая лампа фонаря
затеплится свечением несмелым
и высветит афишу на стене.
Но тут уже повалит белым-белым,
повалит густо-густо
белым-белым,
но это уже - в полной тишине.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.