по-моему, он хороший поэт. мне нравятся его стихи
правда, читает он их отвратительно, под нос
и очень тихо, но тем не менее,
это не мешает мне считать его хорошим поэтом и другом
так вот, однажды он позвонил мне вечером
и предложил перекусить в макдональдсе
тут надо сказать, что мы с ним очень любим есть в макдаке
конечно, я согласился. потом я сказал, что написал три новых стишка
за сегодняшний день. он удивился, потому что обычно я пишу редко
по стишку в месяц. я объяснил, в чём тут дело
дело в том, что я осушил бутылку портвейна
и, кстати, если бы он позвонил мне пораньше, мы выпили бы её вдвоём
но сейчас уже поздно, закончился портвешок
я не помнил эти стишки наизусть, они были длинные и не в рифму,
а он любил повторять, что если не помнишь
стишок наизусть, значит, это плохой стишок.
иногда я был с ним согласен. иногда – нет.
во время нашего телефонного разговора я был не согласен с ним
я, когда пьяный, редко с кем соглашаюсь, а
когда я трезвый, я только и могу, что кивать и поддакивать, и
именно поэтому мне нравится пить
слава богу, в тот вечер я уже был изрядно пьян
и позволил себе возразить, что написал хорошие стишки
по крайней мере, один из них точно хороший, я даже помню
его наизусть, он короткий, я сейчас тебе по телефону его прочитаю
ты говоришь, общий смысл понятен, последние две строчки
неплохи, да, про то, что мы облегчаемся в темноте – это хорошо
а начало так себе, ну и лампочка, ну и туалет, это уже сто раз было
это банально, и вообще, ну, ты понял, эти строчки лучше убрать
но я, честно говоря, не понял, и поэтому оставил всё, как есть
мы ещё поболтали, потом договорились встретиться через час сорок две минуты
в центре города, и пойти в мак. мне стало обидно, что ты заругал мой стишок
хотя я всем говорю, что мне всё равно, но на самом деле мне не всё равно
ты ещё не знаешь что будет дальше, а дальше я загляну в супермаркет
куплю еще портвейна и шоколадку, а вечер такой хороший, теплый
даже странно, почему так тепло в середине ноября
и мне захочется дойти до центра пешком, в такую славную погоду как-то
беспонтово ехать в автобусе, так что я почапаю по тёмным улицам
какого-то города, открою бутылку и всю дорогу буду к ней припадать
и запихивать её обратно во внутренний карман куртки
потому что стрёмно, как никак, навстречу будут идти прохожие
и будут смотреть на меня как на пьяньчугу с бутылкой в руках
а ведь это неправда докажи я ведь совсем не алкаш
на своём пути я повстречаю знакомую гопушку с каким-то парнем
я её трахнул пару месяцев назад по пьяни, потому что
мне пару месяцев назад было херово
одиночество пронизывало меня до костей
жизнь катилась в тартарары с ветерком
и я никак не мог этому воспрепятствовать
такие были времена – маловразумительные
в ту пору я был почти что мёртв, и поэтому мог
позволить себе пойти на мост и сброситься с него
чтобы потом кто-нибудь нашёл моё синее разбухшее тело
прибитое течением к берегу. но вместо этого я
продолжал жить, втайне надеясь, что не сегодня, так завтра
меня поразит молния или собьёт автомобиль
она очень страшная, я даже называю её големом, настолько она страшная
и секс с ней был воистину ужасен, просто никуда не годится
и с тех пор я избегал её, не разговаривал с ней
долгое время она никак не могла от меня отвязаться
писала мне смски и всё такое, но вот, наконец-то
я встречу её с каким-то парнем, и они будут мило смотреться вместе
она скажет мне «привет!», но я отвечу «идите, куда шли»
и двинусь дальше, доем шоколадку, и вот, доберусь-таки
до центра, встречусь с тобой, ты предложишь купить шаурму
мол, ты нашел заведение неподалеку отсюда,
где делают очень вкусную шаурму, я скажу «давай»
мы купим её и съедим, и ты не обманывал, когда говорил
что она очень вкусная, и я достану из кармана портвешок
мы будем пить его вдвоём, и вроде уже сыты
но договаривались же сходить в макдональдс
и мы пойдем, ты закажешь чизбургер
а я тоже чизбургер, маленькую колу и картошку фри
а потом мы пойдем домой, правда, похолодало
но автобусы уже не ходят – слишком поздно
мы пойдем, и я буду предлагать тебе выбить окно в музее горького
или ещё где-нибудь, буду предлагать совершить
какую-нибудь глупость, но ты откажешься
потому что выпил меньше меня, и, к тому же, тебе уже третий десяток
а мне даже двадцати нет. это будет хороший вечер
через несколько дней я напишу про всё это длинный-длинный текст
и обойдусь без редактуры
что опять-таки странно, потому что обычно я пишу редко, по стишку в месяц
и стишки, которые я пишу, очень короткие, вылизанные, три-четыре катрена максимум
любой из них я могу рассказать наизусть
да, они короткие и в рифму, и поэтому их даже заучивать не приходится
но из-за этого они не становятся хорошими,
понимаешь?
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
