А, может, я сама -
бродячий музыкант?
Хожу себе, как тень,
по улицам замерзшим,
как будто продаю
такой-сякой талант.
И вот, я лицедей.
На мне пальто в горошек
смешное. А ещё -
небесной ткани шарф,
ботинки цвета беж
и скрипка (не Амати),
тряпичная сума,
цветной воздушный шар
и лёгкое, как дым,
серебряное платье...
По городу иду
в дыхание зимы,
Не видима совсем
прохожим и собакам.
Лишь скрипка да смычок,
не слыша тишины,
озвучивают вслух
картинку нотных знаков.
...Умолк скрипичный спор.
Зима мне подаёт
от щедрости своей
две пригоршни снежинок.
Я отпускаю шар,
а старый Новый год
меня хватает креп-
ко за руку. Бежим мы,
не знаю я куда,
по улицам, мостам,
на карнавальный смех,
на отшумевший праздник...
Там пригодится мой
сякой-такой талант,
пальто, шарф, платье, скрипка
и смычок-проказник!..
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
