Я узнал свою ложь, по лицу, по словам и походке
С ней остался один, пил без сахара чай с коньяком
И на жемчуг глядел, тот, что словом играл на бархотке
Буквы в строчку «люблю» прижимались друг к другу бочком
С ней увидел себя, лет так десять назад и поддатым
Разливавшим вино, у кого в тонких пальцах бокал
Я раскладывал грусть, по постелям, по числам и датам
И пол ночи один, в темноте, юный лик рисовал
Я узнал свою ложь, в ней опять не хватало тщедушья
То краснела она, то свой взгляд опускала все вниз
И текли с ее глаз, реки страсти, что крашены тушью
На представленный мной, для неё, на столе парадиз
Всё пытался смотреть, ей в глаза, только что-то не вышло
Попытался спросить, что и как, только чтобы без слёз
И сказала она, что не совесть одна дана свыше
И что сам виноват, ложь как правду, до неба вознёс
Я узнал свою ложь, её взгляд, её руки и тело
Так хотел убежать, притворившись, что с ней не знаком
Но куда убежишь, если ложь о любви вечной пела
Подливая в тиши, чай без сахара, но с коньяком
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
