На днях зашел ко мне альтист Данилов.
Принёс с собой бутылку "Glenfiddich"*.
Был тих собой и улыбался мило,
но в кулаке, всё время прятал шиш.
Шиш вылезал, а он его уныло,
стыдясь, опять запихивал в кулак.
Мы пили виски и альтист Данилов -
одолевал душевный свой напряг.
Когда в часах пробила полночь соло,
мы "усидели" импортный 0.7.
Он предложил сыграть на кухне в поло
и даже снял с петель на кухню дверь.
Но что-то не пошло, не покатило,
а, может, закатилось - хрен поймёшь...
И тут мгновенно вдруг исчез Данилов,
как из дырявого кармана - грош.
Я тихо удивился на мгновенье...
"Исчезнуть, не приняв "на посошок?"
Но, сунув удивление в забвенье, -
сходил неторопливо на горшок.
Потом достал бутылку из подполья -
недавно обретённый "Арманьяк".
И домовых хотел позвать к застолью,
но передумал - вреден им коньяк.
Присел к столу. Плеснул себе на донце,
но аромат едва успел внюхтить,
как вдруг бесшумно, сквозь стекло в оконце,
(вот - бесовщина! Мама моя,тить!)
возник тверёзый, как поп-корн, Данилов.
Проник, не разорив в окне стекла.
( как будто,- только что со мной не пил он?)
сидит опять на кухне у стола...
Принёс с собой футляр с альтом Альбани
и говорит: "Михалыч, - вот, припрячь,
от сыщиков, воров и прочей дряни.
А для меня настало время "Ч".
И значит, хошь не хошь, а надо выпить,
как говорят у вас "на посошок",
но, сообразно с чувствами моими,
мне нынче - не подходит коньячок.
Желая подсластить свою пилюлю,
я у монахов, мимолётом, спёр
прекрасную амброзью травяную:
"Бенедиктин" - волшебнейший ликёр"
И он, рукой пошарив под столом,
достал бутыль ( пузатую такую )
с эмблемой знаменитейшею "D.O.M." **
"Не грех, выходит, помянуть и всуе."
Мы "помянули" этой халабудой...
Данилов встал, сказал: "Ты мне не верь.
А еж ли что, - прибейся к хлопобудам"
И - не взлетел, а тихо вышел в дверь...
Вчера всё думал:
" Было иль не бЫло?
И прилетал он, или приходил?
А, может, это вовсе - не Данилов?
А тот,который альт перепилил?"
Записки из мертвого дома,
Где все до смешного знакомо,
Вот только смеяться грешно —
Из дома, где взрослые дети
Едва ли уже не столетье,
Как вены, вскрывают окно.
По-прежнему столпотвореньем
Заверчена с тем же терпеньем
Москва, громоздясь над страной.
В провинции вечером длинным
По-прежнему катится ливнем
Заливистый, полублатной.
Не зря меня стуком колесным —
Манящим, назойливым, косным —
Легко до смешного увлечь.
Милее домашние стены,
Когда под рукой — перемены,
И вчуже — отчетливей речь.
Небось нам и родина снится,
Когда за окном — заграница,
И слезы струятся в тетрадь.
И пусть себе снится, хвороба.
Люби ее, милый, до гроба:
На воле — вольней выбирать...
А мне из-под спуда и гнета
Все снится — лишь рев самолета,
Пространства земное родство.
И это, поверь, лицедейство —
Что будто бы некуда деться,
Сбежать от себя самого.
Да сам то я кто? И на что нам
Концерты для лая со шмоном —
Наследникам воли земной?
До самой моей сердцевины
Сквозных акведуков руины,
И вересковые равнины,
И — родина, Боже Ты Мой...
1983
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
