Благодарю тебя, Судьба!
За то, что слышу я и вижу;
За то, что из меня раба
Не сделала; за то, что ниже
Стою премножества других,
Оберегаем от паденья;
За то, что дарствуешь спасенье,
В моей душе рождая стих.
Благодарю тебя, Судьба!
За то, что двигаюсь, как зверь я;
За то, что боль во мне слаба;
За то, что страх держу за дверью;
За то, что, посылая в бой,
Не предлагала святотатства...
Мне ль у тебя просить богатства,
Не обделённому тобой?!
Да если б даже был я глух,
Благодарил бы раболепно
Тебя за то, что вижу луг
В благоуханьи многоцветном;
За то, что воспевать могу
Весну, закат и взгляд любимой;
За то, что я, тобой гонимый,
Смеюсь и плачу на бегу.
Да если б даже был слепым,
Благодарил бы и за то я,
Что звуком лёгким и простым
Наполнить мог бы всё пустое;
За то, что в многоликой мгле
Мог воздух пальцами б учуять;
За то, что душу б, как свечу, я,
Сжигал, от чувства захмелев.
И если б даже нем я был,
Тебя благодарил бы всё же
За то, что не лишаешь сил,
Мой слух на зренье перемножив;
За то, что мысль могу свою,
Не приводя её к присяге,
Доверившись листу бумаги,
Сложить, как голову в бою.
И если б двигаться не мог,
Благодарил бы всё равно я
За то, что лунный слышу рог
И вижу музыку прибоя;
За то, что, как с горы вода,
Текут во мне мои печали;
За то, что радости кричали,
Во мне ликуя иногда.
Благодарю тебя, Судьба!
За то, что я тобой обласкан...
Пускай бываешь ты груба,
И мажешь небо чёрной краской...
Но часто в выси голубой
Я таю в волшебстве полёта...
Мне ль у тебя просить чего-то,
Не обделённому тобой?!
Однако… просьба всё же есть:
Сопроводив к последней грани,
Не дай утратить ум и честь,
А лучше упокой заране,
Пока в душе звучит труба,
Рука без дрожи держит ложку,
Пока полезен хоть немножко…
Благодарю тебя, Судьба!!!
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
