Что-то уходит, приходит иное. Взамен?
Лучше ли, хуже? Сравнить невозможно – иное.
Разве что тоньше и строже, и платишь дороже,
машешь рукою… и синюю веточку вен
вдруг замечаешь – видней проступила под кожей.
Вот! – откровение – тоньше, слабее покров,
день ото дня проступает ясней откровенье,
скрытое прежде надёжно (ах, боже мой, боже,
хватит ли на зиму горки наломанных дров,
чтобы согреть ими душу – медвежью, берложью…)
…
…в двери настырно звонят, между прочим:
– Открой!
Приоткрываю слегка, говорю, между прочим:
– Ты заходи, друг, попозже, мы всё подытожим,
сразу заплатим за всё – не спеши, дорогой…
– Ладно.
Уходит… потопал наверх... осторожен…
это прекрасное стихотворение, Наташа
не цветочной красотой, но на этой веточке вен все и распускается, и дрожит(как бы не обломалась!), и не ломается - живет и да, согревает не дровами
даже желудем неловко обзывать
будет золотым желудем)
перетащу в свое королевство, будет под присмотром
О, Королева... )
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.