По реке плывет кирпич, или Зловещая песнь о вещем Олеге
Закуси свой стакан, чесноком на лампадку шепча.
Расшиби себе лоб и с наивностью мудрого старца
рассмотри, как дробится стократ монолит кирпича,
превращаясь в изящную струйку белесого кварца, –
это время течет… То - хотеньям твоим вопреки,
то - по щучьим веленьям, а, может, какою иною
напитавшися мыслью, струится вдоль русла реки,
где кирпич (это ты) омывается вечной волною...
Вот и думай, Эразм – то ли это, о чем мы скорбим?
О пути кирпича, что юлит в перекатах течений
неизбежного рока. И сколь ты не ешь аскорбин,
не прими современных и сверхэффективных лечений,
от укуса за жопу, как вещий Олег, - не уйдешь…
Два пи эр от кирпичного инверсионного круга,
изогнувшись восьмеркой, предскажут: лобковая вошь
будет ныне и присно тебе боевая подруга.
Вот тогда, наблюдая птенцов, что разинули рты,
о желании жить опупело своем баснословя,
ты поймешь: в хронологии «памперсы => стринги => бинты» -
не слова, а пробелы. И стрелки весомее слова.
Что имел ты бессчетно не умниц, а плюшевых дур,
и во мраке постельном крестил их унылым «прикольно»
философии ради: мол, ты - испытатель натур…
Только б не было после за это мучительно больно.
Не казнить, не помиловать – попросту на хер иди.
Можешь – с умным лицом, можешь - хитро прищуривши анус,
ибо страстных литаний, рождаемых в данной груди,
напоет тебе кучу и пастор какой марианус,
и мулла, зарядив про Алла бесмилла ильрахман…
(Я в арабском – ни в зуб, просто так имитирую суры).
Житие твое глупое - стремный бульварный роман, -
их читают в столичном метро пергидрольные дуры
по дороге с работы. И дело совсем не во мне -
я бы сам спаниелем за синею уткой удачи,
и по первому слову, по самой доступной цене…
Только вряд ли защитную стойку свою кибодачи,
что мой фарт охраняет от альфы до самых омег,
та в ответ уберет... Пусть я даже мужчина не робкий -
бесполезно. Поэтому будет укушен Олег
импульсивной змеей, что живет в лошадиной коробке.
А обкуренный волхв-предсказатель, которого в Жэ
мог хазарский обидчик с дружиной всю ночь чиподросить, -
не виновен, похоже, постольку, поскольку уже
ничего не поделаешь. В жизненном этом вопросе
все давно решено, все расставлены точки над ё,
из скрижалей понятно, что не кокаколой единой.
Хоть там уж окажись, хоть кузнечик – укусит, убьет…
И утонет кирпич из-за прихоти глупой скотины.
Анциферова. Жанна. Сложена
была на диво. В рубенсовском вкусе.
В фамилии и имени всегда
скрывалась офицерская жена.
Курсант-подводник оказался в курсе
голландской школы живописи. Да
простит мне Бог, но все-таки как вещ
бывает голос пионерской речи!
А так мы выражали свой восторг:
«Берешь все это в руки, маешь вещь!»
и «Эти ноги на мои бы плечи!»
...Теперь вокруг нее – Владивосток,
сырые сопки, бухты, облака.
Медведица, глядящаяся в спальню,
и пихта, заменяющая ель.
Одна шестая вправду велика.
Ложась в постель, как циркуль в готовальню,
она глядит на флотскую шинель,
и пуговицы, блещущие в ряд,
напоминают фонари квартала
и детство и, мгновение спустя,
огромный, черный, мокрый Ленинград,
откуда прямо с выпускного бала
перешагнула на корабль шутя.
Счастливица? Да. Кройка и шитье.
Работа в клубе. Рейды по горящим
осенним сопкам. Стирка дотемна.
Да и воспоминанья у нее
сливаются все больше с настоящим:
из двадцати восьми своих она
двенадцать лет живет уже вдали
от всех объектов памяти, при муже.
Подлодка выплывает из пучин.
Поселок спит. И на краю земли
дверь хлопает. И делается уже
от следствий расстояние причин.
Бомбардировщик стонет в облаках.
Хорал лягушек рвется из канавы.
Позванивает горка хрусталя
во время каждой стойки на руках.
И музыка струится с Окинавы,
журнала мод страницы шевеля.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
