Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
В стороне от селений летят поезда,
равномерный доносится стук.
Жизнь проносится мимо. Куда ты? Куда...
Туки-тук, туки-тук, туки-тук...
На минутку попасть бы в рябиновый рай,
где в полнеба разлита заря.
Услыхать бы Шугайки задиристый лай
да ликующий клич звонаря.
Увидать бы огонь в приоткрытом окне
да над ветхою крышей дымок.
Ах, как душу волнует гармошечка мне,
напевая про синий платок!
Ах, как душу тревожит лоскутик небес
над родимой сторонкой моей!
Дом снесен. Но все также колышется лес
за околицей. Крики грачей
каждый год возвещают начало весны.
Вот уж яблони сбросили цветь.
Старый крест за церквушкой обняли вьюны.
Довелось нам с тобой сиротеть,
мой, забытый богами, заброшенный край.
Сколько минуло лет, сколько зим!
На минутку б увидеть рябиновый рай,
да измять васильковый сатин!
На минутку... А сердце упрямо щемит,
не вмещая ни боли, ни слез.
Время поездом скорым вслепую летит,
оглушив, перестуком колес.
Время вечный даритель и вечный палач,
есть ли дело тебе до души?
В крае алых рябин растревожился грач.
Сжалься поезд.., постой! Не спеши...
