|
Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность (Иммануил Кант)
Поэзия
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
После развала СССР | После развала СССР
По живому разрезали тело страны,
Двадцать лет кровоточат раны.
И остались теперь от страны только сны,
Да у кое-кого планы:
Как бы снова зашить разошедшийся шов,
Как собрать воедино все части.
Только шов всё сильнее походит на ров,
Как бы не были бурными страсти.
И, чем давят сильнее, тем больше отпор
Тех, кто в образе младшего брата.
Чем глупей и тупей полит-олухов вздор,
Тем заманчивей кажется НАТО.
Бесы
Отвратительно, жутко и мерзко
Так расчетливо, гадко, по-зверски
Убивать неповинных людей
Ради всяких бредовых идей.
Оттого ли, что кто-то раскос,
Не понравился цвет их волос,
И бросает от ярости в дрожь,
Если он на тебя не похож.
Если молится кто-то иначе,
Пусть о нем содрогаются в плаче
Мать, отец и детишки родные,
Потому лишь, что в чем-то иные.
Все мы люди, планета нам мать,
Это должен бы каждый понять.
И под пальмой, и около льдин
Род людской, где бы не жил, един.
* * *
Взбесился мещанин,
Не ест, не пьёт, не спит.
От мыслей мешанин
В нем ненависть кипит.
Вот этот вот богат,
Взял с Запада манеры,
А этот – просто гад –
Умён без всякой меры.
А есть, вообще, не в нас -
Не вышел цветом кожи,
И мы такого враз
Возьмем и уничтожим.
В толпе подобных всяк
Всесилен и ершист:
Среди своих - мастак,
Для всех других – фашист.
Разделяй!
Есть принцип: «Разделяй и властвуй!»
Дели на части всё и вся,
А, разделив, спокойно царствуй,
Народу радости неся.
Пусть этот будет кожей бледен,
А этот – чёрен и лохмат.
Народ пусть в массе будет беден,
А кто-то сказочно богат.
Блокаднику дадим прибавку,
Старик же бедный и слепой
От власти может только справку
Потрогать слабою рукой.
Банкир пусть «пилит» дивиденды,
Чиновнику пойдёт откат –
Им на Багамах уикэнды,
А нищий корке хлеба рад.
Пусть привилегии и льготы
У тех, кто с синим маячком,
А остальные пусть, как шпроты,
Друг к другу пригнаны бочком.
Дели, дели, а вдруг ненастье,
И у порога вражья рать
Несёт нам беды и несчастья.
Кто будет землю защищать?
Коррупция
«Поборемся с коррупцией,-
Решили «думаки» -
Во-первых, есть презумпция,
И мы - не простаки.
Для лучшей части нации
Придумаем закон
Без всякой конфискации,
А то начнётся стон:
Что душим демократию,
Когда её расцвет,
И нашу бюрократию
Вообще сведём на нет.
А без столпов отечества,
Которые берут,
Не может человечество.
Альтернатива - кнут!» | |
Автор: | zazelev | Опубликовано: | 17.04.2018 17:21 | Просмотров: | 1064 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
М. Б.
Провинция справляет Рождество.
Дворец Наместника увит омелой,
и факелы дымятся у крыльца.
В проулках - толчея и озорство.
Веселый, праздный, грязный, очумелый
народ толпится позади дворца.
Наместник болен. Лежа на одре,
покрытый шалью, взятой в Альказаре,
где он служил, он размышляет о
жене и о своем секретаре,
внизу гостей приветствующих в зале.
Едва ли он ревнует. Для него
сейчас важней замкнуться в скорлупе
болезней, снов, отсрочки перевода
на службу в Метрополию. Зане
он знает, что для праздника толпе
совсем не обязательна свобода;
по этой же причине и жене
он позволяет изменять. О чем
он думал бы, когда б его не грызли
тоска, припадки? Если бы любил?
Невольно зябко поводя плечом,
он гонит прочь пугающие мысли.
...Веселье в зале умеряет пыл,
но все же длится. Сильно опьянев,
вожди племен стеклянными глазами
взирают в даль, лишенную врага.
Их зубы, выражавшие их гнев,
как колесо, что сжато тормозами,
застряли на улыбке, и слуга
подкладывает пищу им. Во сне
кричит купец. Звучат обрывки песен.
Жена Наместника с секретарем
выскальзывают в сад. И на стене
орел имперский, выклевавший печень
Наместника, глядит нетопырем...
И я, писатель, повидавший свет,
пересекавший на осле экватор,
смотрю в окно на спящие холмы
и думаю о сходстве наших бед:
его не хочет видеть Император,
меня - мой сын и Цинтия. И мы,
мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа Творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Зачем куда-то рваться из дворца -
отчизне мы не судьи. Меч суда
погрязнет в нашем собственном позоре:
наследники и власть в чужих руках.
Как хорошо, что не плывут суда!
Как хорошо, что замерзает море!
Как хорошо, что птицы в облаках
субтильны для столь тягостных телес!
Такого не поставишь в укоризну.
Но может быть находится как раз
к их голосам в пропорции наш вес.
Пускай летят поэтому в отчизну.
Пускай орут поэтому за нас.
Отечество... чужие господа
у Цинтии в гостях над колыбелью
склоняются, как новые волхвы.
Младенец дремлет. Теплится звезда,
как уголь под остывшею купелью.
И гости, не коснувшись головы,
нимб заменяют ореолом лжи,
а непорочное зачатье - сплетней,
фигурой умолчанья об отце...
Дворец пустеет. Гаснут этажи.
Один. Другой. И, наконец, последний.
И только два окна во всем дворце
горят: мое, где, к факелу спиной,
смотрю, как диск луны по редколесью
скользит и вижу - Цинтию, снега;
Наместника, который за стеной
всю ночь безмолвно борется с болезнью
и жжет огонь, чтоб различить врага.
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
январь 1968, Паланга
|
|