Я чист и свеж, да только понарошку
Из многоточий вырывая сорняки
Ем хлеб потерь, хлебая снов окрошку
Сплю под шинелью, не снимая башмаки
Теперь я горд, что плещется в стакане
Апрельский дождь, в себя собравший неба синь
Запить им яд, да заплутать в тумане
Произнося «Мой Светлый Боже» и «Аминь»
Стряхнув рукой, злой занавес от пыли
Определив координаты трёх богинь
И всех ветров, что здесь до-жизни были
Уйду один, хотя пришел я не один
Так горек яд. Ну, хватит. Где же кружка?
Ещё раз выпью, только в долг мне не давай
Впитает слёзы… верная подушка
И поутру, блевать, раз не пустили в рай
Всё отрицать, как водится у робких
Создав иллюзию, что стал счастливей всех
На эшафот, сквозь ненависть и пробки
Сжигая литры, чтоб опять простили грех
Телепортация из жизни в безрассудство
Под бесконтактный метод знатной болтовни
Блаженство духа, пряча за распутство
Чтобы раздуть огонь из тухлой головни
Ни ты, читатель, ни ультрамарин
за шторой, ни коричневая мебель,
ни сдача с лучшей пачки балерин,
ни лампы хищно вывернутый стебель
- как уголь, данный шахтой на-гора,
и железнодорожное крушенье -
к тому, что у меня из-под пера
стремится, не имеет отношенья.
Ты для меня не существуешь; я
в глазах твоих - кириллица, названья...
Но сходство двух систем небытия
сильнее, чем двух форм существованья.
Листай меня поэтому - пока
не грянет текст полуночного гимна.
Ты - все или никто, и языка
безадресная искренность взаимна.
<1987>
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
