Хатия играет с открытой спиной.
Подходит к роялю, и часть партера,
которой открылось такое кино,
начинает полёт в стратосферу.
Поражённый двуликий Янус
в гневе кусает губы обоих лиц.
Хатия идёт по сцене, стараясь
не смотреть в зал, где собрались
отнюдь не только учительницы музшкол.
На тех, кто «отнюдь», и рассчитано.
Спереди - платье глухое, в пол,
сзади – чуть тканью обвитая,
кисти Брюллова, глянцевая,
словно галька, целованная волной,
спина – мечта консерваторского юнца,
проводящего вечер свой
в филармоническом кресле,
грозящем стать электрическим -
если повезло с местом, если
сидеть слева, в секторе эротическом.
Кожа – огонь и ливень,
корица и карамель.
Вздрагивает пугливо
локонов канитель.
Рвут на клочки пространство
октавы яростных рук,
на клавиши осыпается
взлетевший до неба звук.
…А там, где впадает в устье платья
атласная поясница,
контрапунктом бьётся в безумной сальсе
взглядов мужских вереница.
Колокольный звон над Римом
кажется почти что зримым,-
он плывет, пушист и густ,
он растет, как пышный куст.
Колокольный звон над Римом
смешан с копотью и дымом
и с латинской синевой,-
он клубится, как живой.
Как река, сорвав запруду,
проникает он повсюду,
заливает, глушит, топит
судьбы, участи и опыт,
волю, действия и думы,
человеческие шумы
и захлестывает Рим
медным паводком своим.
Колокольный звон над Римом
кажется неутомимым,-
все неистовей прилив
волн, идущих на прорыв.
Но внезапно миг настанет.
Он иссякнет, он устанет,
остановится, остынет,
как вода, куда-то схлынет,
и откатится куда-то
гул последнего раската,-
в землю или в небеса?
И возникнут из потопа
Рим, Италия, Европа,
малые пространства суши -
человеческие души,
их движения, их трепет,
женский плач и детский лепет,
рев машин и шаг на месте,
шум воды и скрежет жести,
птичья ярмарка предместий,
милой жизни голоса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.