Слез с креста костлявый иудей.
Крестики с нулями преют в рясах,
докопались, что Христос злодей,
a не доброй, право, славной расы.
Лошадиных не хватило сил
в Мерседесе чёрном шестисотом,
Бог, в чём был, к евреям укатил, -
полетел, как смерд Аэрофлотом.
Не поймёт ни турок ни якут,
ни враги, ни друг шаман заклятый, -
на Руси покой не обретут,
кто владеет плохо русским матом.
Цапнул в руку Греку подлый рак -
песня раком оказалась спета.
В позу и лишили прав, дурак
в темноте превысил скорость света.
Спит в избушке старенький медведь,
Марья топит горе в рюмке чая.
Бог терпел и ей велел терпеть,
обещал, что панду повстречает.
ПодалИся девки на юга,
грех без повода и не напиться.
Козлик, потерявший берега,
осушил все тридцать три копытца.
Кошка с мышкой на душе скребут.
Я один без Бога абсолютно.
С бока на бок ёрзаю в гробу, -
одиноко, мокро, неуютно.
К чёрту гроб, наружу рвётся плоть,
влез на крест тихонько и несмело.
Думал Богу равен, но Господь
оказался мне не по размеру.
Скинул крест и плоть и слабый дух.
О Голгофу разорвало сердце.
Сказок свет в глазах моих потух,
никуда от Родины не деться.
В тройке Prada чувствуя подвох,
белый вязанный хитон надену.
Родина, я фраер, но не лох, -
и Содом я предпочту Эдему.
Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла
Городскою рекою баржа по закатному следу,
Как две трети июня, до двадцать второго числа,
Встав на цыпочки, лето старательно тянется к свету,
Как дыхание липы сквозит в духоте площадей,
Как со всех четырех сторон света гремело в июле?
А что речи нужна позарез подоплека идей
И нешуточный повод - так это тебя обманули.
II
Слышишь: гнилью арбузной пахнул овощной магазин,
За углом в подворотне грохочет порожняя тара,
Ветерок из предместий донес перекличку дрезин,
И архивной листвою покрылся асфальт тротуара.
Урони кубик Рубика наземь, не стоит труда,
Все расчеты насмарку, поешь на дожде винограда,
Сидя в тихом дворе, и воочью увидишь тогда,
Что приходит на память в горах и расщелинах ада.
III
И иди, куда шел. Но, как в бытность твою по ночам,
И особенно в дождь, будет голою веткой упрямо,
Осязая оконные стекла, программный анчар
Трогать раму, что мыла в согласии с азбукой мама.
И хоть уровень школьных познаний моих невысок,
Вижу как наяву: сверху вниз сквозь отверстие в колбе
С приснопамятным шелестом сыпался мелкий песок.
Немудрящий прибор, но какое раздолье для скорби!
IV
Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая,
Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой,
Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя
И озоном запахло под жэковской кровлей убогой.
Локтевым электричеством мебель ужалит - и вновь
Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста,
Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь
Это гиблое время и Богом забытое место.
V
В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.
VI
После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.