Он бородой весьма небрежен.
Он неопрятен и потёрт.
Зато глаза, горят как прежде.
Из бара – в бар,
со спиртом в порт.
С утра он алчет лимонадик,
В такт синкопирует кадык.
Затем ларёк, фунфырик, падик.
- Братан, нальёшь?
- Конечно, дык.
Часы? Он ими насладился.
А знать – продать часы пора.
Чтоб праздник бесконечно длился.
Алкоджихадов мишура.
А вот, гляди-ка, книжек полка!
Печатный закружился лист.
Ну и – ату их! Больше толка
В рублях, что дарит «Букинист».
Шурша осеннею листвою,
Волнуя небо под ногами,
Он и не то ещё освоит
В своей погоне за деньгами.
А после – круг привычных басен.
Как был он прежде адмирал,
Цусимы брал, врагу ужасен.
И на Бали ходил на бал.
И на «Титаник» Бонапартом
В черкесской бурке взгромоздясь,
Рубил врагов с шальным азартом.
Шёл в пекло, гордо, не таясь…
***
Скрипя замшелыми бортами,
В гуано он сегодня пьян.
Он прожигатель мирозданий.
Он созерцатель бытия…
Нормально. Как говорили мудрые, алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах,главное себя не терять, да излишне баб экзальированных не слушать)))
Безумно жалею таких людей... издалека. Жизнь с подобным гением ужасна. "Минуй нас пуще всех печалей..."
Да, согласен с вами. Как видите, ирония тут с грустным оттенком.
И вот ещё характерная черта у них, кою я упомянул в стихе - они очень любят рассказывать невероятно правдоподобные байки о том, как в прошлом они были адмиралами, космонавтами, участниками Олимпиады, приближенными Андропова и прочее, прочее.
Причём...это может оказаться (чаще) художественным свистом, но иногда - правдой. Скажем, был такой один бомж - "бывший полковник КГБ". Граждане пьющие над ним подтрунивали так: "Ну как же, знаем-знаем! Нас водила молодость в танковый поход..." Типа - рассказывай больше.
Пока...он не достал фото формата А4, где какая-то коллективная фотосессия гебистов, и он...по правую руку от Крючкова! Вот так вот.
Осколки советского общества.
вся муть, вся злоба, вся грязь, которые есть в душе, вырываются наружу, когда человек пьян. А трезвым - он моет быть вполне приятным. Как будто просыпается бес и крутит человеком. А потом является ему. Беда!
От отца мне остался приёмник — я слушал эфир.
А от брата остались часы, я сменил ремешок
и носил, и пришла мне догадка, что я некрофил,
и припомнилось шило и вспоротый шилом мешок.
Мне осталась страна — добрым молодцам вечный наказ.
Семерых закопают живьём, одному повезёт.
И никак не пойму, я один или семеро нас.
Вдохновляет меня и смущает такой эпизод:
как Шопена мой дед заиграл на басовой струне
и сказал моей маме: «Мала ещё старших корить.
Я при Сталине пожил, а Сталин загнулся при мне.
Ради этого, деточка, стоило бросить курить».
Ничего не боялся с Трёхгорки мужик. Почему?
Потому ли, как думает мама, что в тридцать втором
ничего не бояться сказала цыганка ему.
Что случится с Иваном — не может случиться с Петром.
Озадачился дед: «Как известны тебе имена?!»
А цыганка за дверь, он вдогонку а дверь заперта.
И тюрьма и сума, а потом мировая война
мордовали Ивана, уча фатализму Петра.
Что печатными буквами писано нам на роду —
не умеет прочесть всероссийский народный Смирнов.
«Не беда, — говорит, навсегда попадая в беду, —
где-то должен быть выход». Ба-бах. До свиданья, Смирнов.
Я один на земле, до смешного один на земле.
Я стою как дурак, и стрекочут часы на руке.
«Береги свою голову в пепле, а ноги в тепле» —
я сберёг. Почему ж ты забыл обо мне, дураке?
Как юродствует внук, величаво немотствует дед.
Умирает пай-мальчик и розгу целует взасос.
Очертанья предмета надёжно скрывают предмет.
Вопрошает ответ, на вопрос отвечает вопрос.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.