***
И женщина смотрела на ворону,
не отводя недвижимого взгляда,
и птица, то косилась робко в сторону,
как бы стесняясь, будто бы не надо,
смотреть, но не сносила натяжения
тугого — только тронь, и надорвётся —
и вот уже, нацелив клюв на женщину,
глядела ей в глаза. Покуда льётся нам
из окон ли — зеркальным отражением,
а, может, с неба — светом переполненным
не жизни птичьей, малой, натяжение,
не смерти человечьей, жаркой, огненной,
последняя минута, но молчание
законченной до выдоха телесности,
мы смотрим друг на друга нескончаемо,
ступенька за ступенькой, вниз по лестнице.
Обычно мне хватает трёх ударов.
Второй всегда по пальцу, бляха-муха,
а первый и последний по гвоздю.
Я знаю жизнь. Теперь ему висеть
на этой даче до скончанья века,
коробиться от сырости, желтеть
от солнечных лучей и через год,
просроченному, сделаться причиной
неоднократных недоразумений,
смешных или печальных, с водевильным
оттенком.
Снять к чертям — и на растопку!
Но у кого поднимется рука?
А старое приспособленье для
учёта дней себя ещё покажет
и время уместит на острие
мгновения.
Какой-то здешний внук,
в летах, небритый, с сухостью во рту,
в каком-нибудь две тысячи весёлом
году придёт со спутницей в музей
(для галочки, Европа, как-никак).
Я знаю жизнь: музей с похмелья — мука,
осмотр шедевров через не могу.
И вдруг он замечает, бляха-муха,
охотников. Тех самых. На снегу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.