Ильич очень любил электричество - обладая железной волей, часами мог, оцепенев, смотреть на лампочку и размышлять о его Великой преобразовательной сущности, ни разу даже не мигнув. Правда от этого у него постоянно слезились глаза, и он уже ничего не видел вокруг. Товарищи по партии очень переживали за зрение вождя и упросили разных светил науки, чтобы те строго-настрого запретили Ильичу часами рассматривать лампочку, не мигая ни разу. Ильич, кроме сущности электричества, любил товарищей по партии, а также слушать советы разных научных людей и никак не мог расстраивать товарищей и светил, не расстраиваясь сам. Но и не думать о Великой преобразовательной сущности он тоже не мог! Решая эту дилемму, со свойственной ему находчивостью и решительностью, Ильич, когда на него накатывала необходимость размышлять о великой преобразовательной сущности, завел себе в привычку надевать на голову ведро для защиты зрения и уже в таком виде смотрел на лампочку.
Увидев Ильича с ведром на голове, Мария Ильинична сразу вешала на дверь кабинета табличку «Не беспокоить!», неплотно прикрывала дверь, чтобы осталась небольшая щель и вызывала телеграфом известного английского фантаста Герберта Уэллса. Герберт Уэллс, смотря в щель, даже привставал на цыпочки и, также как Ильич, цепенел на несколько часов, созерцая размышляющего вождя. Потом, вернувшись в свой буржуазный Лондон, известный фантаст писал новые главы к роману «Человек-невидимка».
Я посетил тебя, пленительная сень,
Не в дни веселые живительного Мая,
Когда, зелеными ветвями помавая,
Манишь ты путника в свою густую тень;
Когда ты веешь ароматом
Тобою бережно взлелеянных цветов:
Под очарованный твой кров
Замедлил я моим возвратом.
В осенней наготе стояли дерева
И неприветливо чернели;
Хрустела под ногой замерзлая трава,
И листья мертвые, волнуяся, шумели.
С прохладой резкою дышал
В лицо мне запах увяданья;
Но не весеннего убранства я искал,
А прошлых лет воспоминанья.
Душой задумчивый, медлительно я шел
С годов младенческих знакомыми тропами;
Художник опытный их некогда провел.
Увы, рука его изглажена годами!
Стези заглохшие, мечтаешь, пешеход
Случайно протоптал. Сошел я в дол заветный,
Дол, первых дум моих лелеятель приветный!
Пруда знакомого искал красивых вод,
Искал прыгучих вод мне памятной каскады:
Там, думал я, к душе моей
Толпою полетят виденья прежних дней...
Вотще! лишенные хранительной преграды,
Далече воды утекли,
Их ложе поросло травою,
Приют хозяйственный в нем улья обрели,
И легкая тропа исчезла предо мною.
Ни в чем знакомого мой взор не обретал!
Но вот, по-прежнему, лесистым косогором,
Дорожка смелая ведет меня... обвал
Вдруг поглотил ее... Я стал
И глубь нежданную измерил грустным взором.
С недоумением искал другой тропы.
Иду я: где беседка тлеет,
И в прахе перед ней лежат ее столпы,
Где остов мостика дряхлеет.
И ты, величественный грот,
Тяжело-каменный, постигнут разрушеньем
И угрожаешь уж паденьем,
Бывало, в летний зной прохлады полный свод!
Что ж? пусть минувшее минуло сном летучим!
Еще прекрасен ты, заглохший Элизей.
И обаянием могучим
Исполнен для души моей.
Тот не был мыслию, тот не был сердцем хладен,
Кто, безымянной неги жаден,
Их своенравный бег тропам сим указал,
Кто, преклоняя слух к таинственному шуму
Сих кленов, сих дубов, в душе своей питал
Ему сочувственную думу.
Давно кругом меня о нем умолкнул слух,
Прияла прах его далекая могила,
Мне память образа его не сохранила,
Но здесь еще живет его доступный дух;
Здесь, друг мечтанья и природы,
Я познаю его вполне:
Он вдохновением волнуется во мне,
Он славить мне велит леса, долины, воды;
Он убедительно пророчит мне страну,
Где я наследую несрочную весну,
Где разрушения следов я не примечу,
Где в сладостной сени невянущих дубров,
У нескудеющих ручьев,
Я тень священную мне встречу.
1834
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
