«Выпьешь ты рюмку, а у тебя
в животе делается, словно
ты от радости помер» - А. Чехов
Вспоминать прошлое значит возвращаться
к настоящему.- П. Скорук
Барахтаясь в прокисшем «оливье», очень трудно вспомнить сумасшедший запах весны, в предчувствии которого, было время, жадно трепещущий храп раздувался еще задолго до первой мартовской капели. Разве что на дачном участке по ноздри в навозе и с устремленным в зенит задом.
Еще лет десять назад меня время от времени одолевали приступы пищевой ностальгии. Мне хотелось зайти в какую-нибудь забегаловку, на которой обязательно должна быть вывеска «Їдальня», содрогаясь от отвращения, вонзить в себя стакан дешевого портвейна и, давясь слезами счастья и умиления, сожрать шницель из хлеба с гарниром из серых макарон. И обязательно с той самой подливкой цвета и вкуса невинного младенческого поноса. И балдеть! Потом мучиться изжогой, корчиться от желудочных колик, но это потом. А сейчас - балдеть!
Как-то я даже предпринял попытку матеРЕАлизовать свою ностальгию, и перенестись в эпоху общепита. Хэ! Бойтесь своих желаний, они сбываются. Ищущий себя, рискует найти.
Все было, как в сценарии, по высшему разряду: старая «Молочарня», существующая за счет поминок, плохонькое винчишко – истина, ограненная стаканом, жилистый антрекот из бока старого кота, полусырые, скользкие червЯГи макарон, местами с ностальгической тоскливой прозеленью и даже классическая подливка, status quo которой с тех пор так и не изменился.
Наличествовали и другие вместоимения: официантка-уборщица под соусом «шофэ» в неоднократно реставрированных колготах, намертво привинченные к столикам пластмассовые стаканчики с давно засохшей флорой и мухофауной и индустриально-урбанистический пейзаж на стенах. Был даже солнечный луч, нанизавший на себя клубы сигаретного дыма. Только сейчас он уже не был похож на протянутую руку какого-то небесного фокусника, жонглирующего сверкающими пылинками. Было все.
Не было только умиления. Все это éдово и внешний антураж не были отягощены и освящены молодостью, дружескими встречами, отзвучавшими спорами, терпким табачным привкусом, легким головокружением от признаний в любви… Короче, тем, что называется – ПРОШЛОЕ. Не было безумной, блаженной гармонии и того, что Игорь Губерман определил, как «общенье душ посредством тел». Того, «от чего физически становишься счастлив» - И. Бродский
«Мы приглашаем друг друга не для того, чтобы есть и пить, а для того, чтобы есть и пить вместе» – Плотин.
На тарелках третьего тысячелетия все это не поместилось. Нирвана на дне граненого стакана не случилась. Колики, головная боль и изжога были. Это – да! На регенерацию печени, нейронов головного мозга и вкусовых пупырышков языка ушло пару недель. Остается надеяться, что эта едьба, это тяжелое гастрономическое переживание – пережевывание все равно послужило на благо моего самоусовершенствования, а, возможно, и духовного прогресса.
(А помнишь в «Рома..», нет в «Рюмашке»... он тебя оскорбил, но я ему... смылись через кухню... а помнишь, потом ты учила танцевать вальс... прямо на площади у стадиона... схватил тебя на руки и кружил... и дождик ...и звезды... и скамейка, Та Самая Скамейка...Ты помнишь?!..)
Запятые ворон на висках у осени,
сквозь туман фонарей фингалы,
не напился и не наелся досыта,
было все, и всего было мало.
И калитка-память, открытка в прошлое,
все скрипит языком утрат,
и проем заметает порошею,
и вперед не хочется, лишь назад.
Не ложись, любимая, с краю,
с краю времени сеет песок.
Я тебе пропою, прогудбаю,
и согрею дыханьем висок.
И твои усталые веки
не устану я целовать,
а когда мы уснем навеки,
наши руки не смогут разнять.
Мало времени так, еле-еле.
И не верилось, что доживем.
Какое счастье, что мы успели!
Вдвоем!
Я грущу, – что прошло, то мило,
и не если бы, да кабы.
Все же что-то в той жизни было,
что-то в ней бы...
Где он, мой не истребованный, не испробованный шницель, мой последний не выпитый одинокий стакан?!
P. S. Так недолго и таких немногих осталось любить!
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.
С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.
В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:
«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.
Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения.
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».
1953
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
