- Эй, кто там? – услышав тихий шорох, Малыш свесил голову с кровати и спросил темноту.
- Это я. Рад, что не спишь.– отозвалась темнота.
- А кто ты? – опасливо прошептал Малыш.
- Волчок. – настороженно ответила темнота.
- Настоящий? Ну наконец-то.
- Ага. Спускайся сюда и потрогай сам.
Как только Малыш спустил на пол босые ноги, шорох вылез из темноты и из-под кровати показался Волчок. Весь серенький, только глаза чёрными бусинками блестят. Малыш потрогал его жёсткую шёрстку, пощупал ухо, погладил нос.
- Ты настоящий. – сказал он и немного попятился.
Заметив это, Волчок улыбнулся:
- Садись рядом, я не кусаюсь.
- Чё, правда? – Малыш снова подошёл ближе – А мне говорили, что…
- Что говорили?
- Да всякое… Не имеет значения, забудь! – махнул рукой Малыш.
- Что за бочок укушу? Я в курсе. Это пропаганда.
Малыш совсем успокоился, засунул руку под подушку, потом сел рядом с Волчком на пол:
- А у меня яблоко есть, хочешь с тобой поделюсь?
- Хочу. – ответил Волчок. – А у меня конфета. «Красная шапочка»
Волчок откусил половину от яблока, которое ему протянул Малыш. Малыш взял конфету и стал рассматривать в лунном свете этикетку, на которой была изображена девочка в красном чепчике с корзинкой.
- Ты её знал? – серьёзно спросил Малыш.
- Нет. Прапрапрадедушка вроде знал. Она в древности жила, задолго до Великой Французской революции.
Малыш посмотрел на Волчка с уважением.
- А что такое пропаганда?
- Пропаганда? Это когда днём из всех динамиков поют, что я приду ночью и порву тебя на мясо, если не сделаешь, как они хотят. А приходит ночь и мы тупо жрём яблоки и конфеты.
- И когда я проснусь, мне никто не поверит?
- Точно, сечёшь!
- А ты приходи днём. Давай бороться с пропагандой.
Волчок снова сделался серьёзным.
- Нет, дружище, лучше ты ко мне по ночам. Тут безопаснее. Я тебе следующий раз леденец на палочке принесу – «Серенький козлик» Правда с барбарисовым вкусом и почему-то красный. А козлик-то был со мной идентичного цвета. Его я помню. Э-э, да ты уже носом клюёшь!
Волчок взял Малыша на лапы и перевалил в постель. Затем накрыл одеялом, подоткнул его под ножки и полез к себе под кровать, напевая в усы «Придёт серенький волчок, дыщ-дыщ, йоу-йоу!!! И укусит за бочок. Дыщ-дыщ, йоу-йоу!»
Когда песня стихла, плотно сомкнулась глухая Темнота.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
24 мая 1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.