Новый Год...
Не, не так. Просто – новый год. Новый год начался вчера. Или даже сегодня, потому что я заснула, упрямо не отступая от режима, в 23.00. А утром нового года, точнее в 9.00 утра, когда большой город спал и мирно дышал во сне угаром ночных фейерверков, и счастливые жители его тоже спали, и также мирно дышали перегаром ночных возлияний, я (до безобразия трезвая) вышла на пробежку. Прямо около подъезда красовалась внушительная кучка собачьего дерьма. «Ну, здравствуй, Год Собаки!» – подумала я и надела наушники. Полная решимости, я одолела положенные километры и, уже в лучшем состоянии духа, бодро подбежала к дому. Пытаясь обогнуть знакомую кучку, я поскользнулась и со всей дури упала во всю эту красоту. Первым делом я поняла, что мне хочется отрезать левую руку – ею пришлось пожертвовать, чтобы всей тушкой не оказаться в эпицентре. Потом я поняла, что, если руку до дома я ещё донесу, то уж наушники точно оставлю здесь – на вершине кучки горделиво розовой вишенкой на торте красовалась моя «капелька». «Вот, что делает из говна инсталляцию», – подумала я, вспоминая анекдот про различие между перформансом и инсталляцией. Я лежала на боку, глядела на «вишенку» и еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. А перформанс тоже случился – из окна второго этажа донеслось сочувственное: «Бляяя... Как встретишь, говорят, так и проведёшь». Мужик в одной нижней майке, но с бокалом в руке дружелюбно качался в окне. Встретившись со мной пьяным взглядом, он приветственно приподнял бокал. И я заплакала.
Рождество...
Ну да, седьмое января. Утро. Вместо снега – туман. Перед пробежкой кидаю беглый взгляд на асфальт – ещё ярки неприятные воспоминания. Всё чисто – бегу, радуюсь. Город, как и первого, ещё спит. Дышит тяжело, влажно. Он обожран и пьян, он устал есть и отдыхать. Люди! Нет людей, одна я – умница-красавица! Ан нет, не одна. Навстречу мне, почти не качаясь, с мешочком в руке бредёт Дед Мороз. В полном боевом облачении. Только борода на шею галстуком сдвинута. Надо сказать, что зимой у нас традиционно перерыли улочку – то ли трубы чинят, то ли канал в Москву-реку роют. Не поймешь. Главное – есть канава с голыми трубами, есть грязь вдоль неё и есть хлипкие досточки поверх грязи (хоть так!). Прямо пименовская «Свадьба на завтрашней улице». Дорожка получилась узкая – не разойтись. Я – шаг в сторону, он – шаг в сторону. Я – в другую, и он – в другую.
– Ну чё, красивая, – смеётся парень. – Без подарка не пропустишь?
«А это идея, – подумала я, – и парень вполне себе симпатичный...»
– И не мечтай! Не пропущу! Гони подарок!
И тут он лезет в мешок и, основательно порывшись, достаёт пакетик.
– Ну, держи, коли так!
Я беру пакетик и автоматически делаю шаг вбок – в грязь, пропуская парня. Туман его глотает, не поперхнувшись, а я так и стою в грязи по щиколотку, разглядывая подарок. Это был совочек. Красный полукруглый совочек для собирания собачьих каках. В прозрачном целлофановом пакетике, с подарочным бантиком. У меня было возникли сомнения относительно назначения совочка, но они тут же рассеялись – ряд картинок на этикетке красноречиво демонстрировал, как именно пользоваться чудо-инструментом.
На работу...
Ну да, девятое. Легитимно бегу по оживающему городу. Сегодня уже никто про меня не подумает, что девка с приветом. Будни! Город прокашливается, протирает глаза, пьёт кофе и постепенно просыпается, выплёвывая из своих подъездов одного за другим испуганных предстоящей рабочей неделей людишек. Городу нет до меня дела. И это хорошо. Я за несколько дней осмыслила свои новогодние приключения. Долго думала, и, наконец, меня озарило! Всё будет хорошо! Я получила сперва предупреждение, а потом индульгенцию! И я поняла, что надо делать!
– Тяв? – спросила меня на бегу новая подружка.
– Не "тяв", а каждый день перед работой будем вместе бегать!
– Тяв, тяв!
Я пока не придумала, как назвать мою таксу. Наверное, Вишенка! Ну, не Совочек ведь!
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут —
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно…
Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак — старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.