|
Удивительно устроен человек — он огорчается, когда теряет богатство, и равнодушен к тому, что безвозвратно уходят дни его жизни (Абу-ль-Фарадж)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Письмо | Однажды, теперь уже, можно сказать, в незапамятные времена, я получил письмо и долго никак не мог сообразить, от кого. Только, когда, разбирая размашистые каракули, наконец, наткнулся на несколько знакомых имен, я с немалым удивлением уразумел, что оно от моего одноклассника.
Собственно говоря, вот что разными чернилами было нацарапано на четырех листочках, вырванных из школьной тетради в клеточку.
«Здравствуй, Владимир.
Сегодня 17.06.
Пишу тебе это весточку с завода, куда я устроился, чтобы делать самолеты. Сижу сейчас на занятиях, потому что готовлюсь сдавать на разряд слесаря. Пока я ученик, но уже получаю неплохие деньги только за то, что учусь. Премудрости всякие здесь нам читают лучшие специалисты, прямо профессора, как в институте. Учусь на слесаря сборщика. Специальность, что надо. Это тебе не в носу ковырять. Инструмент у нас весь современный и очень дорогостоящий. Недавно попал в неприятность: набухался - раз и нырнул щучкой в асфальт. Все лицо разбил, еле домой добрался. На заводе сказал на следующий день, что упал с лестницы. Поверили. У меня тогда была теория. Отсидел я одну пару, следующую профилонил, пришел в цех к знакомому кенту и он дал мне убойного плана. Я по глупости его тут же употребил. Сделал две хапки и меня порвало вдрызг, еле думал. Голова была, как друшлак, в прямом смысле не мог собрать дуплей. Кое-как сообразил, преподавателю на глаза попадусь – выкуплюсь сразу, а это полный кабздец. Забрался я за старые верстаки, хрен найдешь, сделал себе местечко, прилег полежать и отъехал. В конце работы мастер с преподавателем замучились меня искать. Смех один.
На другой день я с утра раскумарился и на работу не вышел. Такое было! Целый день потом решали мою судьбу. Я все гадал, как сложится? Хотели уволить, но обошлось. Я, когда на занятия пошел, были допуски и посадки, сидел, как памятник – боялся пошевелиться. Однако все опять быстренько стало чики брики. Понял, что я имею в виду?
Сегодня 29.08.
Почти месяц работаю самостоятельно. В восемь на работу, один час обеденный перерыв, в семнадцать ноль-ноль с работы. Собираю крылья для самолетов. Работа очень ответственная. Все тебя контролируют – не отвертеться ни от кого. По вечерам хожу тут на одну квартиру покурить гашиш, изредка молочину и нажираюсь от пуза пива. На работе об этом не распространяюсь. Зачем? Поймут неправильно. Слава богу, набрался ума: помалкиваю и выполняю себе план – скоро, наверное, в передовиках буду. К пацанам, Теме и Виталику, захожу редковато. Кстати, Тема молодец: учится, как ты, в институте и занимается спортом. Между прочим, я теперь выше его ростом.
Сегодня 14.09.
Сейчас обеденный перерыв. Косячок бы забить. Охота, мочи нет, но креплюсь через силу. Рассчитал, как-нибудь до вечера продержусь. Но это ладно, это не самое страшное, это как-нибудь. Главное, с милицией сейчас у меня проблем почти нет. В стремные истории, как раньше, по молодости лет, не впадаю. И все равно, ты прикинь, участковый несколько раз приходил с характерными разговорами за жизнь: как ты и что у тебя, - будто я какой-нибудь совсем уж обезбашенный торчок. Я залупаться с ним не стал. Только объяснил популярно, что я рабочий человек сейчас и меня вот так, голыми руками, брать не надо. Участковый, лох, в натуре, конкретный, повелся и отстал, а может, понял, что на меня просто так не наедешь - не такой у меня теперь статус.
Сегодня 27.09.
Хочу рассказать тебе за маму. С ней каждый день приходится мне все туговатей. Она, типа, совсем свихнулась от старости - хочет продавать квартиру и говорит, тебя во время продажи выпишут автоматически и за все твои прежние грехи никто тебя даже спрашивать не станет. Смеется она так надо мной, когда не втыкает в телевизор. Понятно, я на измену сразу, а она от этого еще больше прется. Если выгорит по ее, боюсь, придется мне бомжевать. Сестра моя, дура конченная, подбивает ее против меня. На всякий случай, спасибо, хорошие люди надоумили, сходил к адвокату (деньги одолжил Виталик – он вошел в мое положение). Однако чего-то я не пойму, адвокат говорит, подавай на раздел лицевых счетов, бери форму три. Хрень какая-то. Ну, в общем, ладно. Главное, выяснилось, что меня не могут оставить без прописки и жилплощади. Прямо отлегло от сердца.
Сегодня 13.10
Я второй день на голяках. Ломаю вот голову, где бы разжиться куревом. Думаю, вечером разрулить эту проблему.
С мамой делать все-таки что-то надо. Она ведь отжила свое. Так зачем ей мне жизнь портить? Достала она меня, типа, своим нытьем. Не знаю, прав ли я, но суицид она мне конкретный делает. Иногда мечтаю, хорошо бы, она забыла, типа того, газ перекрыть. Надышалась бы им и без мучений перекинулась.
Сегодня 24.10
Вчера провел хорошо вечер. Компания была все знакомые и культурные, в хорошем смысле этого слова, без понтов. И вот прикинь, только мы собрались раскумариться – звонок в дверь. Я охренел. Ё-моё, думаю, кого это принесло некстати. Если милиция, как теперь мое алиби? Опять за меня возьмутся. Остальные тоже перетрухались. Мы быстренько всё свернули, форточки распахнули и дверь открыли. Ждем, что будет, а это оказался Юра, двоюродный брат хозяйки квартиры. Мы ему вгорячах чуть по шее не врезали, но сестра защитила. Мы тоже одумались, и он отделался только матами. После таких эмоций мы зависли по-взрослому и потом прикалывались, как чуть в штаны не наложили – вдруг это милиция. Было весело.
Короче, у меня в целом жизнь ништяк, наладилась, наконец, чего и тебе желаю.
Будь здоров!
Твой старый друг Серый».
Ниже стояла дата и стремительно уходящая вверх подпись.
Дочитав до конца письмо, я не знал, что и подумать. Пойми вот, с чего вдруг вздумалось этому Серому, которого я едва помнил, написать мне про свою бестолковую жизнь, но ведь что-то да нужно было ему. Но и по сей день на этот вопрос у меня нет ответа.
Впрочем, как и на другие загадки, которые рано или поздно задает любой мало-мальски знакомый мне человек, когда вдруг найдет на него стих, и пустится он в откровения. | |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Царь Дакии,
Господень бич,
Аттила, -
Предшественник Железного Хромца,
Рождённого седым,
С кровавым сгустком
В ладони детской, -
Поводырь убийц,
Кормивший смертью с острия меча
Растерзанный и падший мир,
Работник,
Оравший твердь копьём,
Дикарь,
С петель сорвавший дверь Европы, -
Был уродец.
Большеголовый,
Щуплый, как дитя,
Он походил на карлика –
И копоть
Изрубленной мечами смуглоты
На шишковатом лбу его лежала.
Жёг взгляд его, как греческий огонь,
Рыжели волосы его, как ворох
Изломанных орлиных перьев.
Мир
В его ладони детской был, как птица,
Как воробей,
Которого вольна,
Играя, задушить рука ребёнка.
Водоворот его орды крутил
Тьму человечьих щеп,
Всю сволочь мира:
Германец – увалень,
Проныра – беглый раб,
Грек-ренегат, порочный и лукавый,
Косой монгол и вороватый скиф
Кладь громоздили на его телеги.
Костры шипели.
Женщины бранились.
В навозе дети пачкали зады.
Ослы рыдали.
На горбах верблюжьих,
Бродя, скикасало в бурдюках вино.
Косматые лошадки в тороках
Едва тащили, оступаясь, всю
Монастырей разграбленную святость.
Вонючий мул в очёсках гривы нёс
Бесценные закладки папских библий,
И по пути колол ему бока
Украденным клейнодом –
Царским скиптром
Хромой дикарь,
Свою дурную хворь
Одетым в рубища патрицианкам
Даривший снисходительно...
Орда
Шла в золоте,
На кладах почивала!
Один Аттила – голову во сне
Покоил на простой луке сидельной,
Был целомудр,
Пил только воду,
Ел
Отвар ячменный в деревянной чаше.
Он лишь один – диковинный урод –
Не понимал, как хмель врачует сердце,
Как мучит женская любовь,
Как страсть
Сухим морозом тело сотрясает.
Косматый волхв славянский говорил,
Что глядя в зеркало меча, -
Аттила
Провидит будущее,
Тайный смысл
Безмерного течения на Запад
Азийских толп...
И впрямь, Аттила знал
Свою судьбу – водителя народов.
Зажавший плоть в железном кулаке,
В поту ходивший с лейкою кровавой
Над пажитью костей и черепов,
Садовник бед, он жил для урожая,
Собрать который внукам суждено!
Кто знает – где Аттила повстречал
Прелестную парфянскую царевну?
Неведомо!
Кто знает – какова
Она была?
Бог весть.
Но посетило
Аттилу чувство,
И свила любовь
Своё гнездо в его дремучем сердце.
В бревенчатом дубовом терему
Играли свадьбу.
На столах дубовых
Дымилась снедь.
Дубовых скамей ряд
Под грузом ляжек каменных ломился.
Пыланьем факелов,
Мерцаньем плошек
Был озарён тот сумрачный чертог.
Свет ударял в сарматские щиты,
Блуждал в мечах, перекрестивших стены,
Лизал ножи...
Кабанья голова,
На пир ощерясь мёртвыми клыками,
Венчала стол,
И голуби в меду
Дразнили нежностью неизречённой!
Уже скамейки рушились,
Уже
Ребрастый пёс,
Пинаемый ногами,
Лизал блевоту с деревянных ртов
Давно бесчувственных, как брёвна, пьяниц.
Сброд пировал.
Тут колотил шута
Воловьей костью варвар низколобый,
Там хохотал, зажмурив очи, гунн,
Багроволикий и рыжебородый,
Блаженно запустивший пятерню
В копну волос свалявшихся и вшивых.
Звучала брань.
Гудели днища бубнов,
Стонали домбры.
Детским альтом пел
Седой кастрат, бежавший из капеллы.
И длился пир...
А над бесчинством пира,
Над дикой свадьбой,
Очумев в дыму,
Меж закопчённых стен чертога
Летал, на цепь посаженный, орёл –
Полуслепой, встревоженный, тяжёлый.
Он факелы горящие сшибал
Отяжелевшими в плену крылами,
И в лужах гасли уголья, шипя,
И бражников огарки обжигали,
И сброд рычал,
И тень орлиных крыл,
Как тень беды, носилась по чертогу!..
Средь буйства сборища
На грубом троне
Звездой сиял чудовищный жених.
Впервые в жизни сбросив плащ верблюжий
С широких плеч солдата, - он надел
И бронзовые серьги и железный
Венец царя.
Впервые в жизни он
У смуглой кисти застегнул широкий
Серебряный браслет
И в первый раз
Застёжек золочённые жуки
Его хитон пурпуровый пятнали.
Он кубками вливал в себя вино
И мясо жирное терзал руками.
Был потен лоб его.
С блестящих губ
Вдоль подбородка жир бараний стылый,
Белея, тёк на бороду его.
Как у совы полночной,
Округлились
Его, вином налитые глаза.
Его икота била.
Молотками
Гвоздил его железные виски
Всесильный хмель.
В текучих смерчах – чёрных
И пламенных –
Плыл перед ним чертог.
Сквозь черноту и пламя проступали
В глазах подобья шаткие вещей
И рушились в бездонные провалы.
Хмель клал его плашмя,
Хмель наливал
Железом руки,
Темнотой – глазницы,
Но с каменным упрямством дикаря,
Которым он создал себя,
Которым
В долгих битвах изводил врагов,
Дикарь борол и в этом ратоборстве:
Поверженный,
Он поднимался вновь,
Пил, хохотал, и ел, и сквернословил!
Так веселился он.
Казалось, весь
Он хочет выплеснуть себя, как чашу.
Казалось, что единым духом – всю
Он хочет выпить жизнь свою.
Казалось,
Всю мощь души,
Всю тела чистоту
Аттила хочет расточить в разгуле!
Когда ж, шатаясь,
Весь побагровев,
Весь потрясаем диким вожделеньем,
Ступил Аттила на ночной порог
Невесты сокровенного покоя, -
Не кончив песни, замолчал кастрат,
Утихли домбры,
Смолкли крики пира,
И тот порог посыпали пшеном...
Любовь!
Ты дверь, куда мы все стучим,
Путь в то гнездо, где девять кратких лун
Мы, прислонив колени к подбородку,
Блаженно ощущаем бытие,
Ещё не отягчённое сознаньем!..
Ночь шла.
Как вдруг
Из брачного чертога
К пирующим донёсся женский вопль...
Валя столы,
Гудя пчелиным роем,
Толпою свадьба ринулась туда,
Взломала дверь и замерла у входа:
Мерцал ночник.
У ложа на ковре,
Закинув голову, лежал Аттила.
Он умирал.
Икая и хрипя,
Он скрёб ковёр и поводил ногами,
Как бы отталкивая смерть.
Зрачки
Остеклкневшие свои уставя
На ком-то зримом одному ему,
Он коченел,
Мертвел и ужасался.
И если бы все полчища его,
Звеня мечами, кинулись на помощь
К нему,
И плотно б сдвинули щиты,
И копьями б его загородили, -
Раздвинув копья,
Разведя щиты,
Прошёл бы среди них его противник,
За шиворот поднял бы дикаря,
Поставил бы на страшный поединок
И поборол бы вновь...
Так он лежал,
Весь расточённый,
Весь опустошённый
И двигал шеей,
Как бы удивлён,
Что руки смерти
Крепче рук Аттилы.
Так сердца взрывчатая полнота
Разорвала воловью оболочку –
И он погиб,
И женщина была
В его пути тем камнем, о который
Споткнулась жизнь его на всём скаку!
Мерцал ночник,
И девушка в углу,
Стуча зубами,
Молча содрогалась.
Как спирт и сахар, тёк в окно рассвет,
Кричал петух.
И выпитая чаша
У ног вождя валялась на полу,
И сам он был – как выпитая чаша.
Тогда была отведена река,
Кремнистое и гальчатое русло
Обнажено лопатами, -
И в нём
Была рабами вырыта могила.
Волы в ярмах, украшенных цветами,
Торжественно везли один в другом –
Гроб золотой, серебряный и медный.
И в третьем –
Самом маленьком гробу –
Уродливый,
Немой,
Большеголовый
Покоился невиданный мертвец.
Сыграли тризну, и вождя зарыли.
Разравнивая холм,
Над ним прошли
Бесчисленные полчища азийцев,
Реку вернули в прежнее русло,
Рабов зарезали
И скрылись в степи.
И чёрная
Властительная ночь,
В оправе грубых северных созвездий,
Осела крепким
Угольным пластом,
Крылом совы простёрлась над могилой.
1933, 1940
|
|