В первую очередь помянём добрым словом покойного Дмитрия Пригова! Да будет земля ему пухом – жизнерадостный был человек! Вреда никому не делал, мне – уж точно. Не мало, по нынешним временам. А согласно первоисточникам, Дима Пригов (или, как он сам себя любил называть, Пригов Дмитрий Александрович) был ещё и одним из создателей нашего с вами КОНЦЕПТУАЛИЗМА в искусстве. Нашего, в смысле – родного, российского. То есть и вовсе – хороший человек. Для Родины старался.
Как говорят в Одессе: «Касаясь до искусства, проходите с осторожностью». А я как раз и касаюсь. Согласитесь – интересная же тема? Что же это такое – искусство, с чем его едят-пьют, какие там КОНЦЕПТЫ расположены, да в каком порядке, никто, ведь, нам толком не скажет – не надейтесь. Никто. Нету таких специалистов. Вернее даже сказать, что специалисты-то есть и зарплату получают, да ещё какие специалисты – кого хошь просветят и в правильную веру загонят, а вот профессии такой нету. За отсутствием внятных правил и точных критериев. Только своё, личное мнение существует в искусстве. Тебе нравится, а мне – нет. Линейку не приложишь, цвет пирометром не измеришь, нормативных документов не отыщешь – какие же тут, к свиньям, специалисты? Даже границ его не обвести! А оно, искусство – есть. Не померить, не приложить, просто на стенке висит, да по нервам бьёт, душу выворачивает. Подойдёшь поближе – краской пованивает, мазня какая-то. Отойдёшь – шибанёт по нервам снова. Искусство? Чёрт его знает! Наверное… А другой плечами жмёт – ну, и что ты там увидел, любезный? То есть, кому, может, и лебедя на озере – искусство, и ничего тому не докажешь, потому что – к душе пришлись как раз. А раз к душе пришлись, значит и с той стороны маленько душа шевельнулась, значит махонькое, но – искусство. И пока те лебедя висят над его личной кроватью, никаких возражений никому не позволено.
Так что, вот – так! Ничего внятного. Облако. Атмосфера. Одно только прощупывается – душа должна быть задействована. Каким-нибудь своим ОБРАЗОМ. И даже так скажу: поражена должна быть душа этим самым искусством, тогда это – искусство. Я так думаю. И ещё очень многие со мною. И если есть какие-то ещё произносимые по-русски признаки, то хотел бы я знать о них!
Стало быть, поведу я разговор об искусстве. И не просто об искусстве, не о лебедях там, не о мишках каких-нибудь в лесу, а об искусстве передовом, почти новом, об искусстве, противопоставившем себя искусству традиционному. Так, во всяком случае, объясняется специалистами, теми, чью профессию я назвал не существующей.
(И сразу же, чтобы понимание было, поясню:
Не имею я в виду тех, кто с лупой, спектрометром и кучей спецзнаний в голове определяет время и автора найденной на чердаке картины. У этих – высокое ремесло, жёсткий взгляд мастера. Я не буду упоминать о патологоанатомах искусства. Эти люди молчаливы и скептичны – они определяют точно и научно. Без них мы не узнали бы многого.
Я говорил об идеологах.)
Все мы, когда вживую, когда по телеку, хоть раз, но видели прекрасно организованное пространство залов с грамотной подсветкой, отработанными углами и великолепными подиумами, где аккуратно развешены по стенам проволочки с нанизанными на них кусочками чего-то железного, прибиты гвоздями к фанерке краюшки хлеба, какие-то тряпочки лежат на табуретках, свалены в мудрёные кучки ботинки, бумажки и банки. Мы помним своё уважительное, почти испуганное, отношение к вывеске «Концептуальное (актуальное и т.д.) искусство». Помним мы глубокую задумчивость тех, кто смотрит на ровнёхонькие, как по линейке выложенные, ряды квадратиков одной и той же фотографии, помним спины редких зрителей проникающих в суть того, что явлено перед ними щедрой рукой загадочных творцов. Что-то же тут должно быть – выражают эти спины.
А вдруг, и правда – там есть что-то? Неочевидное, трансцендентное… Очевидного-то нет, кроме кружочков, треугольничков, манекенов с гениталиями, лежащих в битом стекле, да самых обычных фотографий одного и того же лица.
Надо бы понять! Оставленное непонятым опасно, инстинкт мой это подсказывает, здравый смысл мой говорит, что надо разобраться с тем, что давно уже вытеснило у нас куда-то в погреба и подвалы то, что мы по привычке когда-то считали искусством.
Так что, прежде чем говорить об основоположнике Пригове Дмитрие Александровиче, лично я хотел бы разобраться в концептуализме.
Отмечу сразу же фонетическое богатство этого слова, его сложность и в тоже время – ловкость, его как бы научность, как бы сосредоточенность, его резкие, но грамотно выложенные диссонансы. КОН-ЦЕ-ПТУ-А-ЛИЗМ. Мне, лично, – очень нравится!
Но так как принадлежу я к людям обыкновенным и не продвинутым, то есть, к людям, которые заняты деятельностью, внятно артикулируемой человеческим языком, к людям, не имеющим привычки уверенно помахивать за спиной вескими онтологическими категориями на кованых цепках, то поначалу я полез за объяснением богатого этого слова, туда, где понимают.
«КОНЦЕПТУАЛИЗМ (от лат. conceptus – понятие) – одно из направлений философской мысли (наряду с реализмом и номинализмом), связанное с решением проблемы универсалий. Сторонники этого направления полагали, что общее существует в вещах и обнаруживается в речевых актах.
КОНЦЕПТУАЛИЗМ – направление, которое, не приписывая общим понятиям самостоятельной онтологической реальности, вместе с тем утверждает, что они воспроизводят объединяемые в человеческом уме сходные признаки единичных вещей. Отвергая схоластический реализм, КОНЦЕПТУАЛИЗМ утверждал, что в единичных предметах существует нечто общее, на основе чего возникает концепт, выраженный словом».
Конец цитаты. Переведу дыхание и не буду дальше карабкаться в буреломе УНИВЕРСАЛИЙ, ДЕНОТАТОВ и ДЕСИГНАТОВ – серьёзность предмета мне и отсюда понятна (философия!), а Пригов Дмитрий Александрович вместе со мной, грешным, тут и рядом не стоял.
Одна из версий проникновения в суть происходящего, так ведь? – «общее существует в вещах и обнаруживается в речевых актах». Все мы с вами проникаем в маленькие и большие сути, но в своих штольнях и со своим инструментом, посему и уважаем, разумеется, инструмент другой, нам не знакомый, но очевидно дельный.
А вот теперь и обратимся с великой осторожностью к понятию концептуального искусства, к которому Пригов Дмитрий Александрович имеет самое непосредственное, более того – основополагающее, отношение. Осторожно обратимся, повторяю. Обратимся, внимательно следя за пальцами тех, кто в первом же справочнике ловко и умело раскинет передо мною и вами нижеследующие слова:
«КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ИСКУ́ССТВО, КОНЦЕПТУАЛИЗМ (от лат. conceptus – мысль, представление) – литературно-художественное направление постмодернизма, оформившееся в конце шестидесятых – начале семидесятых годов ХХ века в Америке и Европе.
КОНЦЕПТУАЛИЗМ – искусство, рассматривающее произведение, как способ демонстрации понятий, употребляемых в различных сферах жизни общества. Причём предметы, являющиеся материалом таких произведений (а это – литературные тексты, промышленные изделия и т.д.), сопоставляются таким образом, чтобы нагляднее представить концепт, идею.
В КОНЦЕПТУАЛИЗМЕ концепция произведения важнее его физического выражения, цель искусства – в передаче идеи. Концептуальные объекты могут существовать в виде фраз, текстов, схем, графиков, чертежей, фотографий, аудио- и видео- материалов. Объектом искусства может стать любой предмет, явление, процесс, поскольку концептуальное искусство представляет собой чистый художественный жест».
Что-нибудь заметили?
Помимо несомненных литературных красот вроде «концептуальное искусство представляет собой чистый художественный жест», заметили или нет?
Помимо того, что «чистый художественный жест» никак логически не увязывается с мыслью, целью, концепцией…
Помимо того, что «демонстрация понятий» это что-то из области учебных пособий, а никак не искусства.
Заметили вы, что искусство сведено к ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОМУ действию. Не знаю, уместно ли напоминать о том, что высокое (то есть, нормальное, то есть, традиционное) искусство не имеет никакой иной цели, кроме самого себя? Вы могли бы сказать, что любовь преследует какую-то цель? Какую? Если всё-таки говорим не о брачном контракте?
А вы заметили, что выкинута из искусства душа, и БЕЗДУШИЕ, и даже БЕЗРАЗЛИЧИЕ, ловко замаскированы «чистым художественным жестом»?
Вы заметили, что концептуальное искусство не является искусством ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ?
Нет. На этом уровне мы не достигнем КОНЦЕПТА, поскольку даже «чистый художественный жест» не поддаётся внятному пониманию. Что это такое: «художественный жест»? Художественный, но «не чистый» жест существует?
Хотя и понятно – для «красиво сказано», да и намёк очевиден – на некую изящную богемную художественность концептуализма, отсутствующую во всём остальном искусстве.
Хорошо! Спустимся на уровень ниже.
Вы заметили, что ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫМ НАПРАВЛЕНИЕМ ИСКУССТВА назван процесс донесения некоей мысли? Не процесс донесения чувства, что довольно близко уже расположено к искусству, не донесения ощущения даже – а донесение мысли.
То есть, пока я с вами тут следил с восхищением за умным текстом, под цель искусства подсунули мне (да, и вам заодно) не без ловкости совсем другое – цель, например, научно-популярной или общественно-политической литературы, передачу идеи. А под понятие ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО искусства – понятие ИСКУСНОСТИ, в том самом смысле, в котором говорят об искусстве изготовления стульев, сантехнического оборудования, идей там каких ни то…
…да, тут же и ИСКУССНОСТЬ выкинули, поскольку вставлена там ещё одна ловкая фраза о том, что идея «важнее физического выражения». Важнее, как я понял, внешнего слоя предмета искусства. Остаётся, как ни крути, концепт и «чистый художественный жест», который, ввиду мыслительной цели концептуализма, теряет своё определение «художественный» и становится «просто жестом».
(Всё-таки попробуйте строго определить, что такое «физическое выражение» искусства. Звуковые волны? Плотность слоя краски?
Наверное, думаю я про себя, физическим выражением искусства может быть, например, электрохимические реакции нервных окончаний глаза или уха того, кто воспринимает. Так? Тогда, вроде бы что-то складывается. Хотя и заявлено, что идея важнее).
Рекомендую, очень рекомендую следить за словами образовывающих нас невидимок.
Однако, стоп. Не будем вредничать! Не будем упражняться в остроумии! Попробуем всё-таки подойти к вопросу объективно. Ну, предположим, речь идёт о некоем оригинальном мыслительном процессе, наподобие игры в шахматы или даже ИГРЫ В БИСЕР. Предположим, что некорректное обозначение, внося путаницу и нелепости в рассуждения об искусстве, всё-таки обозначает нечто, способное наполнить человека НОВЫМ СОДЕРЖАНИЕМ после сопоставления предметов и понимания затем красоты заложенной внутрь идеи.
Предположим даже, что это – просто такой метод познания, такая новая логика, которая, не являясь ИСКУССТВОМ, открывает всё-таки человеку новые возможности. Чёрт с ним, пусть называют, как хотят! Ладно!
Хотя отметьте про себя, прошу вас, то, что отметил для себя я: интересную параллель с социалистическим реализмом – там тоже целью любого искусства заявлялась передача идеи. Помните – «нести в массы прогрессивные (светлые, жизнеутверждающие, или, наоборот совсем, – реакционные) идеи. Помните – в «Ревизоре» надо было увидеть социальную сатиру, В «Анне Карениной» – осмысленность жизни Левина, а «Мастер и Маргарита» осуждались, поскольку целью своей имели религиозную пропаганду.
Предположим опять-таки, что концептуализм политически бел, как снег или как наши правозащитники, и ничего такого не имеет в виду. Просто – определение не додумано. Но, однако, ведь нам снова заморочили голову. Мы даже и не заметили, что это самое КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ИСКУССТВО (если верить энциклопедическим его толкованиям) – всего-то навсего достаточно известная в конце девятнадцатого века развивающая игра для отпрысков образованных семейств. Когда чинные дети выходят в залу, закрывают за собой двери, а папа с мамой, оставшись в кабинете и умилённо улыбаясь, СО СМЫСЛОМ расставляют разные предметы на письменном столе. На открытую книжку, например, ставят свечу и зажигают её, а на закрытую книжку ставят свечу незажжённую. После чего, уже несколько утомлённые развивающими играми, отпрыски входят и отгадывают: «Ученье – свет, а неученье – тьма». Когда есть под рукой дохлая мышка, то папе с мамой можно позволить себе и пошутить в рамках приличия. В хрустальную пепельницу кладут мышку, а рядом ставятся семь спичечных коробков. Угадали? Правильно! Мёртвая царевна и семь богатырей.
И по сию пору детишки в песочнице что-то такое представляют друг другу из щепочек и ведёрок.
Тоже – подозрительно как-то… Простенький какой-то метод, согласитесь!
А вы заметили за всем тем ещё и то, что определение концептуализма включает право использовать в себе ЧУЖИЕ работы, содержит отмену авторских прав других творческих личностей, неконцептуалистов? Прочтите ещё раз, пожалуйста! Проверьте меня, прошу!
Материалом концептуальных произведений могут являться «литературные тексты, промышленные изделия…» В одном ряду. Чужие промышленные изделия (ладно) и литературные тексты – чужие? Чужие – подтверждает следующий тезис, ибо утверждает – «любые».
Люди мы с вами отсталые, конечно, да и живём в стране, где с чужим разбираются по-свойски. Но, чисто теоретически ежели, то авторское право, вслед за душой, было тут выкинуто. И тоже не без ловкости.
Что-то неладное с этим определением, ей-бо! Что-то не так!
Но самое интересное, что приходит на ум за этим всем, так это то, что под определение концептуального искусства может попасть ВСЁ. Вся литература (традиционная) вся живопись и графика (традиционные) сопоставляют образы предметов друг с другом. Это – обыкновеннейший приём, банальнейший способ выражения. Правда, цель у просто искусства, как мы отметили уже, иная. Её попросту не существует. Может быть, поэтому ТРАДИЦИОННАЯ литература пошла несколько дальше сопоставления и придумала МЕТАФОРУ. А, ведь, концептуально!
Но и в буквальном смысле – всё. Если толковать совсем уж широко. Горка арбузов у азербайджанца, столпотворение оставленных во дворе на ночь машин, мусорное ведро соседа. Всё это расставлено, составлено, засунуто именно с целью достижения смысла. Самого разнообразного, не всегда высокого, но под определение концептуализма всё едино – проползающего. Каждый из нас в течении дня, а иногда и ночи, думает, то есть извлекает тот самый концепт, из непрерывного сопоставления предметов, явлений, текстов и транспортных потоков. Непрерывно, Чтобы не попасть под колёса, чтобы вызвать лифт, чтобы заплатить за упаковку сушёных фиников. Чтобы донести, наконец, ложку супа до рта, не проливши ни капли себе на штаны. Причём мы буквально вынуждены сопоставлять предметы и явления так, как и положено в концептуализме: «таким образом, чтобы нагляднее представить концепт, идею». А иначе суп обязательно прольётся, и вы рискуете услышать от собственной жены определения посильнее «концептуалиста». Всё, что нас окружает, становится с угрожающей всеобщностью и широтой концептуальным искусством.
Однако, когда определение определяет всё, оно теряет признаки определения. Другими словами – не определяет ничего.
Вот такие пироги с этим самым концептуальным искусством. Да и есть ли оно, тогда? Определения, как видим, нет. А оно – есть, безусловно! Более того, бытует сильное подозрение, что вскоре оно одно и останется у нас. Но ЧТО же останется, ёрш-твою-медь?
Ну, опять, предположим, что гении концептуального искусства умеют так ловко подобрать и расставить предметы, что результат оправдывает всё. Что мы с вами пока не понимаем чего-то за неимением инструкции, пока ещё не развиты окончательно, пока ещё – в чём-то невежи.
Давайте-ка глянем на живые примеры. Это – продуктивный метод. Это помогает разобраться. Давайте посмотрим, как и что изображали с помощью концептуального искусства.
В 1953 году некто Роберт Раушенберг выставил в качестве объекта концептуального искусства чей-то (не его) рисунок, который он СТЁР. Выставил лист без рисунка, но сказал, что это был всё-таки чей-то рисунок.
Всё. Думайте… Думайте… Сопоставляйте… Этот случай всё-таки отмечен в анналах концептуального искусства.
Надо думать… Думайте…
Какую замечательную, оригинальную, не повседневную идею хотел донести до человечества почтенный господин Раушенберг?
Так вот. Особенностью КОНЦЕПТУАЛЬНОГО искусства, как я понял однажды и спешу вам доложить сейчас, является то, что оно не существует вне комментария. Вы ни за что не угадаете. Даже если вы лихо щёлкаете сканворды, кроссворды и прочие эмбрионы концептуализма, до главного, до КОНЦЕПТА, вы не доберётесь. Никто ничего не поймёт, поверьте, пока сам творец, или его соавтор-искусствовед не донесут тут же до масс эту самую ИДЕЮ. Потому что из сопоставления двух предметов и одного понятия вытекают только тривиальные выводы. Нужно развитие темы. Нужны ТРАДИЦИОННЫЕ литературные приёмы. А такой результат неприемлем, поскольку плодотворное развитие переносит авторство на ЗРИТЕЛЯ. И фамилия концептуального творца становится излишней, поскольку ЗРИТЕЛЬ, освоившись, вполне может обойтись уже без художника в несложном процессе подбора предметов и понятий. Поэтому за актом концептуального искусства закрепляется красивый КОНЦЕПТ, придуманный ПО ПОВОДУ, придуманный методами традиционной литературы. Попробуйте, в таком случае, его угадать!
Кстати, многочисленные заявления специалистов-искусствоведов о том, что до масс и «Джоконду» не донести без комментария, мы не будем упоминать, ввиду явной оскорбительности оных. Как показывает практика, те МАССЫ, которые всё-таки смотрят, видят порою лучше искусствоведов.
Кстати же ещё одно: признаком искусства традиционного (буду пока использовать этот термин) является ненужность комментария. Бессмысленность комментария по отношению к предмету искусства не мной замечена. И не мной сказано, что комментарий очень часто играет роль ГЛУШИЛКИ искусства, или, если угодно, непрозрачного экрана между предметом искусства и воспринимающим субъектом. Поскольку искусство несёт в себе всю необходимую информацию. Поскольку комментарий в лучшем случае – всего лишь пакет очень личных впечатлений, каким бы специалистом не представлялся комментатор. И у каждого из нас этот пакет – свой, никому не ведомый и не предназначенный для публичного вскрытия, поскольку с другими личностными признаками несовместим. В худшем же случае – это ОПЫТ ПОКОЛЕНИЙ, неизвестно кем и как собранный, а потом отредактированный, опять-таки, под личный вкус собирателя.
Это ведь – как с любовью. И комментарий к акту восприятия искусства также избыточен и даже неприличен, как и комментарий к акту любви.
Сформулируем иначе. Если нужен комментарий, то это уже – что-то другое.
Возвращаясь к листику со стёртым рисунком, привожу, наконец, поясняющий текст: «Раушенберг поднял многие вопросы о природе искусства, дав возможность зрителю решать, может ли стертая работа другого художника быть творческим актом, может ли быть эта работа искусством только потому, что знаменитый Раушенберг стер её».
Замечательно! Более того – остроумно, если сопоставить текст с листом и принять КОНЦЕПТ так, как подсказывает здравый смысл, в качестве анекдота. Но текст и отношение к нему искусствоведов, то есть – специалистов, очень серьёзны. Они не позволят ни мне, ни кому-то ещё хихикать в этом торжественном месте. Давайте попробуем и мы – всерьёз. Только не позволим словам «знаменитый» и «природа искусства» делать из нас ребятню. Попробуем всё-таки САМИ решить, что может означать уничтожение чужого рисунка?
Ничего, кроме обыкновеннейшего хамства, по-моему. А по вашему?
И если нам скажут, что это – тоже результат, то рекомендую немедленно согласиться, но попросить переместить творчество Раушенберга по принадлежности – из зала ИСКУССТВА в зал ДЕМОНСТРАЦИИ воспитательных пособий.
Пойдём дальше.
В 1957 году некто Клейн объявил, что его живопись теперь невидима и демонстрировал её в пустой комнате. Эта выставка была названа «Поверхности и уровни невидимой живописной чувствительности»
Без комментария, как видите, и тут не разобраться. Но комментарий и тут остроумен – правда? Однако идею-то надо было извлекать из пустой комнаты, а не из комментария, согласно заявленному смыслу концептуализма. Хотя демонстрировать пустую комнату и, видимо, даже брать деньги с желающих, это – всё-таки идея, рождённая из сопоставления предметов – чужих кошельков со своим, и, идея, согласитесь, не бедная.
В 1960 году ХУДОЖНИК Стенли Браун заявил, что все обувные магазины Амстердама составляют выставку его работ. А ХУДОЖНИКИ Иан и Ингрид Бакстер выставили содержимое четырёхкомнатной квартиры, упакованное в пластиковые пакеты.
В 1962 году ХУДОЖНИК Пьеро Манцони выставил как собственное произведение искусства планету. Нашу с вами. Землю, то есть. Как он это ухитрился сделать? А, сказал, что выставил – и всё тут. Художник должен быть отчаянным – это я помню!
Ну, и так далее.
Ещё два СЛУЧАЯ концептуального творчества – «неубранная кровать, окружённая такими предметами как презервативы, испачканные трусы, бутылки и домашние тапочки» и «деревянный сарай, перестроенный в лодку, которая потом снова была перестроена в сарай».
Я привожу, заметьте, классические, а не клинические, СЛУЧАИ концептуального искусства. Попробуйте сами, без помощи комментария извлечь что-нибудь интересное из вышеперечисленных шедевров.
Господи, скажут мне, да что же вы, батенька, окститесь! Это же просто весело! Вы же сами, голубчик, только что проговорились! Жизнерадостные ребята, выдумывают то, что называется теперь ПРИКОЛЫ на радость себе и уставшим от повседневной дряни людям. Иногда остроумными получаются эти ПРИКОЛЫ, иногда – не очень. Хорошую шутку не сразу смастеришь. Принимаю! С радостью и облегчением принимаю такую версию! Унитаз и положенное на его крышку яблоко (классика концептуализма) – простоватая, но – шутка. Человек, два часа обливающий себя кефиром из бутылочек –шутка явно неудачная. Не смешно. Более того, жалко и человека и кисломолочный продукт. Но я готов воспринимать, улыбаться или жалеть, но только в этом формате!
Но, повторю снова, думать так, а особенно говорить так – опасно. Побьют. Съедят вместе с ботинками. Смешают с грязью. Кто? Искусствоведы. Богема. А главное те, кто вложил хорошие деньги в это всё.
Ну, вот пример сильных эмоций: Петербург, бывший Ленинград. Выставка концептуального искусства. Прибита к стене та самая горбушка хлеба. Напоминаю – Ленинград. Откормленная светская львица перед видиокамерой выражает восторг. Когда в ИНСТАЛЛЯЦИЮ включаешь и представительницу светской фауны, и место инсталляции, и недавнюю историю этого места, а потом сопоставляешь всё это, результат – чудовищно впечатлительный. Но ведь получаем-то мы в результате уже примитивную журналистику, визгливую гражданскую лирику, а не высокое искусство. Да и дама из элитного зверинца платила бешеные деньги телевизионщикам не за то, явно, чтобы быть экспонатом.
Не получается.
Другой пример. На подиуме застыли раздетые донага девицы. Девицы одной рукой прижимают к причинному месту картонные фаллосы, другой рукой навстречу друг другу, домиком, держат свастику. Не включая в ИНСТАЛЛЯЦИЮ калорифер, обдувающий мёрзнущих инсталляторш, понимаем сразу: что-то, видимо, антифашисткое. Что-то о противоестественности, что ли. Хотя и сомневаемся: а не женскую ли, плодотворящую сущность, подсовывает нам под фашизм уважаемый Марат Гельман. Но, что бы он не имел в виду, под концептуализм он подогнал давно известное, давно надоевшее нам искусство плаката. Которое искусством называется условно. Сугубо условно.
И люди идут, платят и смотрят.
Так. Задумаемся. Может быть это – бизнес такой. Раз деньги вкладывают, значит – бизнес? Деньги, я слышал, вкладывают хорошие. Но ответа-то нет – на чём, собственно, бизнес? На балагане, зрелище, ШОУ, как принято теперь говорить интеллигентными людьми? Побьют. Ей-ей, побьют! Попробуйте только сказать такое! Хотя и ЗРЕЛИЩЕМ всё это, несомненно, является.
В качестве комментария к финансовой стороне дела хочу привести слова очень неглупого человека, художника Сергея Пояркова:
«Модернистское искусство – это давно уже и не эстетический бунт, и не пища для духовных потребностей человека, это топливо для бизнес-машины. Это не бесполезная безделушка для любования, а сложный и хорошо отлаженный механизм для зарабатывания денег, который сопряжен с соответствующим очень серьезным законодательством многих стран. Круговая порука – эксперты, дилеры, коллекционеры и, конечно, миллионы тех, кто, не имея собственного мнения, не задумываясь, покупается на нехитрый, но профессионально точно проводимый трюк».
Опять не буду лезть туда, где нужны специальные знания. Понятно, что с финансовой точки зрения концептуализм, как часть модернизма, – вещь серьёзная. Нечто вроде легальной пирамиды МММ, но уже – всемирной. Многие солидные структуры могут исчезнуть, если люди задумаются, и потому не жалеют денег на специалистов-глушителей и оформителей-маскировщиков.
Хорошо. Ладно. Ближе к сути. Я вижу, как немолодой морщинистый дядечка с величайшей серьёзностью выставляет в ровный ряд баночки из-под фасоли или пива. Выставит один ряд – и начинает выставлять следующий, ровно-ровно, потом – следующий… аккуратно, по линейке. А вот теперь этот же дядечка усердно раскрашивает анилиновыми красителями чужие фотографии. Вот и думай тут – шизофрения? Или концептуальное искусство? Подходит, ведь, под клиническое описание симптомов первого и под определение творческого процесса в рамках второго. Я уточняю для тех, кто скажет, что искусство – всегда с сумасшедшинкой, уточняю: дядечка не безумствует над невероятными образами, не сходит с ума от чудовищной сложности того, что никак не выразить ему вот уже пол его жизни, а усердно раскрашивает картинки и не менее терпеливо расставляет баночки.
Но коли назовут только имя «Энди Уорхол» и не только я, но и вы все услышите рёв восхищения! Негодующие возгласы обрушатся на вашу голову немедленно, если вы не успели придавить свой здравый смысл и выразили-таки сочувствие несчастному.
В этом месте начинается главное. Следите.
«Его работы стоят миллионы долларов!» – бросят вам в лицо. А ведь они, эти работы, эти, на первый взгляд, образцы творчества слабоумного, действительно стоят непредставимо дорого. Мир сошёл с ума? Нет, нет и ещё раз нет! Мы уже знаем: финансовая сторона модернизма – это очень серьёзно!
«Да, неужели же, будь у вас возможность, вы не купили бы одну из его работ?» – спросят вас язвительно. Не спешите говорить «Ни за что!» Была бы возможность – купили бы. Эти работы стали финансовыми активами с постоянно растущим номиналом.
«Энди Уорхол гениально выразил в своих работах убожество этого мира!» – добьют вас без сожаления обязательным как всегда комментарием.
Правда остатки нашего здравого смысла, возможно, шепнут нам, что если и выразил Энди что-нибудь, то, скорее всего, одно лишь личное своё убожество. Но громкая и грозная фраза вполне способна заглушить маленький и тихий здравый смысл, который вслед, исчезая, шепнёт ещё, что и убожества-то, может быть, и нету никакого, поскольку там нет вообще ничего. Кроме баночек.
Энди Уорхол выполнил ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень дорогую работу. Малевич хотя бы выразил что-то, повесив вместо Лика Божьего в красный угол свой ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ. Да и не что-то. Желая того, или нет, он выразил страшную идеологию страшной эпохи. Квадратную раковую опухоль большевизма, не к ночи будь помянут. Большевизма, уничтоженного Иосифом Сталиным в ту же меру жестоко и кроваво. Вместе с искусством его – авангардом. До сих пор не можем мы отойти от той терапии.
А авангард, как некий драгоценный тотем был вывезен и сохранён на Западе, в свободном мире. Для Энди.
А Энди преодолел авангард и сумел НИЧЕГО не выразить!
Энди Уорхол выполнил ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень дорогую работу. Очень ответственную и потому – очень дорогую! Подумайте сами. Он представил себя в качестве инструмента тем, кто с его помощью сумел вынудить очень большое количество нормальных, интеллектуально полноценных людей совершенно добровольно отключить некоторые из своих мозговых центров. Отключить, например, здравый смысл. Растоптать его. Он, или кто-то через него. Он или кто-то ещё нашёл правильные кодовые слова и действия, нашёл, как правильно расположить эти кодовые слова и действия во времени и по отношению друг к другу, нашёл ещё какие-то сигналы и символы – и заставил людей глядеть туда, где ничего нет. Более того, топча свой, личный, здравый смысл искать нечто трансцендентное в баночках с кетчупом. Если бы Энди Уорхол сделал это сам, то он был бы действительно гением. Но думаю, что ему помогли. Думаю, что ЕГО СДЕЛАЛИ.
Но именно это нечто, сделанное с помощью Энди, посмотрите, и является КОНЦЕПТУАЛИЗМОМ. В полном соответствии с определением и статусом. Как созданное сопоставлением понятий и явлений для достижения концепта. Только одним из предметов, которые входят в ряд сопоставляемых изобразительных средств, в данном случае явилась глазеющая толпа. То есть, люди опять, как ни крути. Почему и КОНЦЕПТУАЛИЗМ в этом случае опять-таки правильно будет назвать иначе. Социальной технологией, например.
Тогда вопрос: а кто зритель? Вы правильно поняли меня – тот, кто управляет нами и вами, толпами. Энди Уорхол выполнил очень ответственную работу.
Ещё раз скажу: искусство – штука странная. Кто-то взял и скрутил из проволоки и разной скобяной ерунды нечто странное и неведомое. Но, взглянув на это нечто сбоку как-нибудь, я вдруг вижу лицо человека, или движение руки, или даже целую жизнь махонького железного мотылька. Тогда это – просто искусство. Я не дам себя обмануть. Назову железной графикой, скобяной скульптурой, пространственной живописью – это будет просто искусство, потому, что оно вошло в меня через душу. И это будет – только моё. Если бы я искал концепт, сопоставлял и прикидывал одно к другому, мне было бы гораздо легче, но я бы увидел только сопоставимую груду барахла. И вынужден был бы в толпе прочих любителей простоты и ясности искать чужих объяснений.
Если кто-то ухитрится передать мне с помощью тряпок и щепок своё чувство, передаст он это всё равно с помощью своей и моей души. И только мне. И эти тряпки и щепки будут просто иными средствами искусства, не нуждающегося в СПЕЦИАЛЬНОМ определении. Если бы это было КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ искусство, мне было бы гораздо легче – кроссворды отгадывают в поезде, от нечего делать. Но тогда оно бы ничего не дало моей душе. И я бы снова оказался в толпе, внимающей комментарию.
Но вот когда мне подсовывают красные пятна на зелёном фоне или коричневые чёрточки на жёлтом, я тутже щёлкаю включателем здравого смысла и вспоминаю, что это всё – учебные экзерциции первого мухинского курса, гаммы, а не музыка, разгон зрения, а не искусство. И отхожу подалее.
Искусство – штука опасная. Страшная, порою. Смотреть надо только в одиночку, чуть вбок, как смотрят в то место звёздного зимнего неба, где тусклым пятнышком моргнёт однажды Туманность Андромеды, чужая галактика, М-53, в три раза большая нашей. Чуть вбок, щурясь, ища своё ЖЁЛТОЕ ПЯТНО. Ту область сетчатки, которой человек видит так, как видит хищная птица.
А, вот, подойдите к этой вот картине. Прищурьтесь, лягте даже на пол, закиньте руки за голову, как бы на пригорке за станцией, ресницами прижмите и расплющите прямой свет – какие там, к лешему, запорожцы, какое письмо, какой султан? Бросьте! Маленький, юркий гений с кистью за ухом наплёл вам, радостно жмурясь и носом, носом водя перед вами с наслаждением, – пишут письмо! Ага! Под этой мордочкой студенисто шевелится разум другой галактики, осторожно! Там, на холсте, только строжайший коричневый прямоугольник, и более ничего, но – кипящий, бурлящий, толкающий и переворачивающий головы человеческие и медленно перетягивающий белые и розовые пятна по вихрям внутренних перемещений, только – бурый, бурлящий прямоугольник, с выпершим навстречу сизым затылком, и ещё одним выбритым затылком, только это, и холодная тяжёлая овчина, отрезающая по правой руке ломоть от переперчённого и густеющего прямо на глазах кипения...
Если кто и прав тут, то – безумец, инопланетянин. А хохочущие мужики с ручищами, поясами и люльками – господи, как далеко это, как славно!.. Обскура... Зелёная точка на лиловой стене запертого сарая в полдень, когда жара из-под тополей ползёт по огородам со вздувшимися тыквами, а в закрытом сарае – тьма, мушиный гул и весёлое сердечко луча на лиловой стене, там, где свалены в угол лопаты и вилы.
И только потом уже, провалишься с перехватом дыха на иной уровень, и шибанёт в нос потом, табаком и горилкой, и пойдут уже СОПОСТАВЛЕНИЯ веков и лиц, империй и шинков придорожных, и странная мысль прижмёт на секунду разум смотрящего – они такие же люди. И пропадёт тут же – другие, другие.
Помните, что сказал в комментариях своих к КВАДРАТУ Казимир Северинович Малевич:
«Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных венер, тогда только увидим чисто живописное произведение. Я преобразовался в нуль формы и выловил себя из омута дряни Академического искусства»
Бедняга! Он видел в картинах только картинку. У него отсутствовало ЖЁЛТОЕ ПЯТНО. Он был концептуалистом и был очень провинциален.
Ему бессмысленно было бы объяснять, что совсем не обязательно знать, кто эти два человека на другом уже совсем полотне. Что можно слыхом не слыхивать о христианстве и великих его фигурах. Вообще не обязательно увидеть там людей. Поначалу – только глаза. И просто впустить в себя эту тьму, что поверху. Тьму немытых сводов и дальних погребов. Скребущие не только зрение, но и слух, и обоняние, мазки кисти. «Нет уж! – скажет он. – Кто это? Объясните!» Ну – апостолы. Ну – Павел и Пётр. Только почему дыбом и кольями торчащие складки их одежд, почему скудная чёрно-красная палитра и худые их лица говорят об огромности и бренности одновременно всего сущего. «Бесстыдные венеры»! Да он просто боялся того, что ТАМ! Какие сопоставления и образы должны в единый миг собраться в том месте, где душа, какие мгновенные операторы интеллекта подключиться, чтобы скупая эта картинка глянула вам в душу уставшим взглядом давно умершего человека?
Он просто – боялся.
Так что, если СПЕЦИАЛИСТЫ говорят, что концептуализм (авангард, актуальное искусство, поп-арт) противопоставляют себя искусству традиционному, необходимо немедленно уточнить у СПЕЦИАЛИСТОВ: а Брейгель и Босх – традиционное искусство? Эль Греко и Гойя? Лукас Кранах? Хокусай и Утагава Куниёси? Роден и Конёнков? Врубель и Рерих? Моне и Гоген? Можно ли всё это определить словом «традиционное»? Нет. Нельзя. Не вкладывается ОНО в это слово.
Может быть, всё-таки противопоставляют они себя ПРОСТО искусству. Старому и новому.
Так – возразят мне, – понятно. Люди, значит, – толпа, думать не умеют, води их за нос, кто ухватил. Красиво!
Огромное количество людей добросовестно НЕ ВИДЯТ настоящего искусства. Как Казимир Малевич. Они видят сюжеты и костюмы, они сопоставляют имена и краски, ища какой-нибудь смысл. Огромное количество людей от рождения – концептуалисты. Вполне извинительно для любого. Если человек настойчив, он рано или поздно научится СМОТРЕТЬ И ВИДЕТЬ. И выйдет из области концептуального. Это – труд души. Это её усложнение. Предложив же человеку искать НЕЧТО ОБЩЕЕ среди баночек, можно существенно облегчить этому человеку жизнь. Можно оставить его там, где он и был. Он удовольствуется нервическим раздражением сетчатки глаза и тихонько прочитает толкование в недалече положенном комментарии. Человек станет проще, думая, что стал сложнее. Ища соответствие палочки с камешком, и найдя его, он испытает удовлетворение. То самое, которое наверняка испытывал неандерталец, придумавший каменный топор. Но человек станет чуть-чуть неандертальцем.
В общем-то, по большому счёту, мы с вами не только ленивы, но и наивны, надо сказать. И не потому, что мы – плохие. Нет. Потому что мы не циничны по природе. Мы верим в ПРЕЗУМПЦИЮ ЧЕСТНОСТИ, мы верим словам. Я-то – точно верю, как не кляну себя за это потом. Когда слышим мы: «Новое в искусстве!.. Никогда не бывало!.. Другие горизонты!..» – мы, ведь, хотим этому верить, поскольку «новое» и «другое» нам нужны. Да, и невозможно жить, считая каждое слово сказанное другими людьми враньём.
Когда сто человек рядом со мной глядят на пустую стену и восхищаются, инстинктивно, как улыбка под закадровый смех, проступает и в моей душе восхищение. Ничем. Фантомное восхищение. Эффект толпы.
Но душа человеческая обладает одним божественным свойством – свойством чувствовать ложь. Чем, как – не скажу, не знаю. Когда вы рассмеётесь под закадровый смех, она даст вам сигнал. Какой – опять не знаю. Но вы пробормочете себе – «Господи, стыд-то какой!» – и включите здравый смысл. Когда вы смотрите на младенческие каракули, а люди вокруг восхищаются, невнятно бормоча что-то вроде: смелость, необычность, новое в искусстве, свобода самовыражения, вы инстинктивно восхититесь тоже. Вы, ведь, исходя из ПРЕЗУМПЦИИ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ, предполагаете рядом с собой людей, а не ТОЛПУ. Но душа ваша опять подскажет вам тихонько – бред, мошенничество. Вот в это время и нужно задавить вашу душу, затоптать её, более того, заставить вас, совершенно добровольно (а на самом деле путём воздействия сложными, не сейчас включёнными на вас, технологиями) своими ногами встать на то, что есть ваша душа. И не щёлкнуть тем включателем, который включает ваш здравый смысл. Здравый смысл, не позволяющий смотреть с уважением на бревно с гвоздиком, пробовать наркотики или разваливать собственное государство.
Иногда это свойство души не совсем корректно называют упрямством. Называйте, как хотите, только не вставайте ногами на то, что делает вас ОТДЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ! Изучайте кодовые слова и понятия. Изучайте и нейтрализуйте их. А их много. Они красивы и многозначны. СВОБОДА САМОВЫРАЖЕНИЯ – одно из таких кодовых понятий. Настоящий художник является художником потому, что в нём эта свобода заложена природой, а не подарена демократическими фондами. Но настоящим художником он станет только тогда, когда его свобода самовыражения будет строго ограничена. Ограничена БОЖЕСТВЕННЫМ взаимодействием с его душой. Поскольку там, где души нет, свобода самовыражения служит целям концептуализма. А цели эти на самом деле очень просты. Прославиться и заработать, не имея ЗА ДУШОЙ ничего, кроме СВОБОДЫ САМОВЫРАЖЕНИЯ. Но предварительно сделав ВСЁ ВОЗМОЖНОЕ, чтобы лишить потенциального зрителя СВОБОДЫ САМОВОСПРИЯТИЯ.
То, благодаря чему Россия, вместо того, чтобы встать на ноги, легла плашмя, я и называю расцветом русского концептуализма. Вот о чём я и хотел тут сказать, собственно.
Здрассте вам через окно! А – Пригов Дмитрий Александрович? А русское КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ИСКУССТВО?
А – нету его.
Та-а-ак! Интере-есно девки пляшут… по четыре сразу в ряд… Я не про девиц Пусси – я про такие вот заявления! Нету, говорите, русских художников концептуалистов? – Почитайте справочники, гражданин! Кабаков, Пивоваров, Монастырский… Художники, значит, есть, а искусства, стало быть, нету? Интересно девки пляшут…
Очень неплохой художник Илья Кабаков, думаю, не жалеет о времени потраченном на ерунду, на матерные каракули, свалки мусора и графический юморок на уровне пивного ларька. Думаю не жалеет, поскольку, скорее всего, именно за эти отходы производства его приняли в сонм ЗНАМЕНИТЫХ, и именно этим он ЗАРАБОТАЛ на жизнь. Думаю, что его талантливая, почти стихотворная, НАСТОЯЩАЯ живопись прошла мимо внимания почтенных специалистов и больших доходов ему не принесла. Считайте, если хотите, отходы его жизни концептуализмом, но не подтягивайте туда же его НАСТОЯЩЕЕ. Никак оно не соответствует…
Найдите, посмотрите, отвлекшись и от меня и от концептуализма, проверьте!
Виктор Дмитриевич Пивоваров – гений иллюстрации, сказочник, новый Андерсен, фантазёр невероятный, человек, у которого на любую тему припасено другое измерение и четвёртая координата, любил разрабатывать этюды с пятнами, образами и линиями. Будучи виртуозом изобразительного искусства, он рыл и рыл свои ходы, пытаясь найти ещё одно измерение реальности. Нашёл или нет – вопрос интереснейший, но сторонний. Его полуабстрактные композиции интересны только, как подходы к его полномерным работам, к его НАСТОЯЩЕЙ философии. Причём тут КОНЦЕПТУАЛИЗМ, с его вещами, расположением и идеей – убейте меня, не знаю. Мало ли, какие перья вставляли в свои шляпы художники. Мало ли под какими лозунгами они фотографировались! А я, таки, думаю, что КОНЦЕПТУАЛИСТЫ, улыбаясь и глядя преданно в глаза, уломали однажды гениального художника подпереть своим именем достаточно скудную талантами тусовку.
Посмотрите. Проверьте. Не верьте на слово никому. Ни мне, ни искусствоведам.
Андрей Викторович Монастырский. Вот, казалось бы, нашли мы! Тот самый КОНЦЕПТУАЛИЗМ! Ура! Брёвна и дровяные нары вокруг брёвен! Плакат на снежном берегу где-то: «Я ни на что не жалуюсь, и мне всё нравится, несмотря на то, что я здесь никогда не был и ничего не знаю об этих местах».
Плакат этот говорит только об одном – человек обладал полноценным, полнокровным, полносмысловым ЮМОРОМ.
Полотна на траве Андрея Монастырского, его выставочные композиции и прочее очень интересны специалистам. Но он сам нашёл прекрасное определение своим трудам – ЭСТЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ. Абсолютно верное определение. Концептуализм тут опять, как пятая нога. Монастырский был дизайнером от Бога, человеком умевшим организовывать пространство. Умевшим любое барахло РАСПОЛОЖИТЬ так, что оно приобретало видимость предмета. Если вы пройдётесь по любой выставке концептуализма, поп-арта и прочего, то, приглядевшись, заметите – единственный художник здесь – тот самый безымянный дизайнер, который придал барахлу видимость предмета. Видимость предмета искусства.
Андрей Викторович Монастырский был и оригинальным ПРЕДМЕТНЫМ графиком, заставлял любоваться перекрученной проволокой, а вот КОНЦЕПТ в этой графике вычислять можно было бы, я думаю, только будучи награждённым от рождения полной эстетической глухотой.
Юрий Феликсович Альберт. Концептуальный художник, фирменным приемом которого можно назвать «ироническое цитирование» известных произведений искусства и художников. Стоит его называть художником? Решайте сами. Хотя, как мы знаем, концептуализм разрешает пачкать чужие работы и имена. Посмотрите САМИ. И сделайте вывод – свой только. Обязательно свой!
Вагрик Акопович Бахчанян. Газетно-журнальный коллажист. Юморист на социально-политические темы. На обложку набоковской «Лолиты» помещающий рисунок Жукова с Ильичём, поднимающим маленькую девочку.
И другая его ипостась, ещё более гадкая, нежели у Альберта: не цитирование уже, а изгаживание чужих живописных работ. На репродукцию ивановского «Явления…» накладывается, например, чёрный квадрат. На то место, где – Иисус. Мысль художника понятна? Понятна. Иванова давно нету на свете, некому по физиономии съездить Вагрику Акоповичу, а передовая общественность рада. И мысль проста, трудов не требует, и на алтарь плюнули, что является смелостью необычайной.
Ну, и другие, там, чёрные квадраты на других репродукциях.
Юрий Ленонидович Шабельников. Хороший, очень грамотный график. Сажающий на графику свою, то кружок, то треугольничек. Сажающий демонстративно тупо и искусственно. Как бы говоря: «Просто хорошей графикой нынче не заработаешь. Извините, граждане!».
Всё, господа! Дальше говорить некуда. Только шпана эта вся осталась, что возле Марата Гельмана роится, с пещерной своей живописью, задницами, выколотыми глазами и голыми девами в обрамлении.
Нету, ведь, больше ничего.
В этом, пожалуй, месте я и скажу тем, кто ТАЩИТСЯ от концептуализма, поп-арта и прочего иже с ними. Тащитесь, господа, на здоровье! Не вижу препятствий. О вкусах не спорят. Не про то я совсем говорю. Дела мне нет больше, как оттягивать вас от любимого развлечения.
Кстати, об основоположнике, Пригове Дмитрие Александровиче.
Краткая биография: «Учился в Строгановке. На скульптора. Работал при московском архитектурном управлении (не знаю, что означает фраза «работать при…»). В 1975 году был принят в члены Союза художников СССР. Однако в СССР не было организовано ни одной его выставки. Стихи сочинял с 1956 года. До 1986 года на родине не печатался. До этого времени неоднократно печатался за границей с 1975 года в русскоязычных изданиях. В 1986 году после одного из уличных выступлений был принудительно направлен на лечение в психиатрическую клинику, откуда его освободили благодаря вмешательству известных деятелей культуры внутри и вне страны».
Биография Дмитрия Александровича наполнена странностями и загадками. Как он был принят в члены Союза художников СССР, если не было ни одной его выставки? Кто сумел его туда пропихнуть, нарушив устав этого союза?
Почему не печатался на родине, если я сам, лично, читал его МИЛИЦАНЕРА в «Юности»? После этого напечатания, наверняка не печатался, потому что заплевали «Юность» за ту публикацию. Но ведь разок, да печатался!
В 1986 году, в горбачёвское время, уже не сажали в психушку по политическим мотивам. Отправляли туда только по мотивам клиническим. Почему его тогда выпустили оттуда благодаря вмешательству деятелей культуры?
Полна загадок его официальная биография.
Его творчество. Почитайте, если будет желание, его стишки. Попробуйте. Специалисты говорят, что «…ведущие лирические образы поэтики Пригова – «милицанер» и абстрактный «он». Лирические герои смотрят на мир глазами тупого советского обывателя». Скажу только, что ЛЮБЫЕ лирические герои смотрят на мир глазами автора. Если это, конечно, – лирические герои, а не герои сатирических куплетов. То есть, если Пригов Дмитрий Александрович писал стихи, а не частушки. Не я вынес Пригову этот приговор. Потому и извиняться я не буду.
Не буду пытаться объяснить, каким образом МИЛИЦАНЕРА приговского можно подпихнуть под определение концептуализма. Разве что – в расширенном толковании, когда под концептуализм попадает всё.
Посмотрите, прошу вас изобразительные каракули Дмитрия Александровича. Я посмотрел. И понял, почему не было у него ни одной выставки, когда выставки организовывали какие-никакие профессионалы. Я посмотрел и решил, что если он – основоположник, то это – опять-таки приговор, приговор русскому концептуализму. Но я, конечно, не прав, как вы понимаете.
Дима Пригов всегда был фигурой АНЕКДОТИЧЕСКОЙ. Вес и стоимость имя его начало обретать только после того, как радио «Свобода» и другие КУЛЬТОВЫЕ средства массовой информации начали упорно, последовательно, в течение нескольких перестроечно-реформаторских лет обозначать его, как представителя русского изобразительного искусства. Так же, как внедрялось в наше сознание представление о том, что Бродский – это единственный русский поэт, а Довлатов и Пелевин – единственные русские писатели. Это была технология. И очень действенная. Многих убедили.
Это был КОНЦЕПТУАЛИЗМ. Концептом из сопоставления фактов, событий и результата этих событий может быть достаточно простое соображение. На искусстве проще надуть. И другое соображение. Чтобы лишить души, надо сначала лишить искусства.
Отсюда и третье: Душа и искусство связаны между собой. И связаны неразрывно.
Дмитрия Александровича Пригова выставляют в Эрмитаже. В ход пошла тяжёлая артиллерия социальных технологий… извините – концептуализма. Теперь уже российского, истинного, великолепно существующего концептуализма. Нас вынуждают совмещать в уме величайшую мировую сокровищницу, нашу пока ещё национальную гордость с жизнерадостным проходимцем и пронырой, нас заставляют принять это, заставляют наступить на собственный здравый смысл. Зачем?
Я думаю, что те, которые нами управляют, совершенно бескорыстно хотят, чтобы мы были не умнее их. Чтобы мы стали быдлом.
Но не будем, в конце концов, забывать, что чисто теоретически КОНЦЕПТУАЛИЗМ разрешает СОПОСТАВЛЯТЬ одно с другим. Есть лазейка для здравого смысла!
Настоящие художники уезжают из России. Или выставляются в районных библиотеках. Диму Пригова демонстрируют в Эрмитаже. Архаровцы Марата Гельмана подъедают бюджеты целых регионов.
Когда в Японии уничтожали христианство, физически уничтожали, убийствами христиан, в живых оставляли только отрёкшихся публично. Но оставленных жить обязывали каждый день посещать синтоистский храм, куда в пол вмуровывали христианские иконы. Вмуровывали таким образом, чтобы нельзя было не наступить на одну из них, подходя к алтарю.
Наши души, наш здравый смысл становятся помаленьку символами прошедшей эпохи, образами старой, отжившей веры.
Нас не убьют, разумеется, если мы не отречёмся. Но есть надежда что, может быть, потихоньку, мы обретём новую веру, наступая на иконы старой?
