|
Если тебе понадобится рука помощи, знай — она у тебя есть — твоя собственная. Когда ты станешь старше, ты поймешь, что у тебя две руки: одна, чтобы помогать себе, другая, чтобы помогать другим (Одри Хепбёрн)
Публицистика
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Г. Тракль. Трагедия и Триумф Бога и человека | Начало XX столетия стало своего рода попыткой ренессанса Традиционализма и русской школы неоплатонизма. Это искусство панорам апокалиптического мира, изобилующее образами и сюжетами мифологии, пестрящее яркостью и магией алхимических красок, изяществующее глубиной мысли и одухотворенностью, внушительно титаническими символами. Одним из выдающихся представителей этого искусства был и Георг Тракль. Он, увидевший весь ужас Первой Мировой войны, был чужд этого мира, став "схимником Гётевской рощи", молчащим Богу о золотом человеке. Его поэзия - это мгновение в дыхании вечности, где в морфических снах и сумерках приходят звучание и тишина, вспышка и угасание, «Откровение и гибель», «Сон и помрачение», где Тракль реализует в своей поэзии аполлиническое и дионисийское начала из «Рождения трагедии» Ницше, погружаясь в молчание невыразимого. В стихотворениях, посвященных Элису, Тракль изображает утрату человеком счастливой жизни «до начала времени»; в этой картине ситуации и метаморфозы, словно тени в образе пещеры Платона, следуют друг за другом равно знаки неразрешимой загадки маски Сфинкса, из-под которого в наш мир глядит неведомое как «золотой взгляд начала, тёмное терпение конца» («Год»). Таким философом мы познаем Тракля через его поэтическое наследие:
Очи ушедших разбились, ртов обнажились черноты,
пока в нежном помраченьи их внук
одинокую думу молчит о тёмном конце,
тихо Бог голубые веки смыкает над ним.
Тракль, взросший в сени католического Божьего виноградника, так и не познал исхода из экзистенциальной бездны антагонизма, но силы превратить в своем творчестве собственную слабость в логику и власть поэзии Георг черпал в образах литературного наследия Ф.М. Достоевского с его философско-религиозной глубиной мысли. Скитаясь в Гётевской роще, Тракль часто взывает к образу сестры - «юницы» и «монахини», особенно в «Пролитой крови», в «Весне души», в «Passion», в «Helian», в «Psalm», в «Песни палачей», продолжая традицию гётевского упоминания о культе женского в «дороге к Матерям бытия», где Великая Мать, пред лицом которой «круглобёдрые женщины танцуют» и «нимфы покинули золотые леса» (Псалом), есть хора Платона и Хаос Гесиода. По дороге к Великой Матери мы встречаем отпрыска Пана, который «без просыпу спит в сером мраморе»... Мраморные сумерки «Гётевской рощи» Тракля сгущаются, оставляя человека наедине с дорогой к Великой Матери, со своим хтоническим, хаосом гигантомахии, где «вечером на террасе мы пьянеем от тёмного вина» (Гелиан), находя упоение в дионисийском культе с присущими ему божественными неистовствами. Дионисийство человека на пути к Великой Матери является следствием антитезы, утраты, ухода от Логоса Аполлона счастливой жизни «до начала времени» и является амбивалентным, иррациональным продолжением культа единой хтонической богини 1. В глубине лирической мысли Тракля этот сотериологический дионисизм обретает свой триумф над гесиодовыми битвами обреченного человека со своей собственной хтоничностью, хаосом и монументальным молчанием своего танатоса. Георг, часто прибегающий в поэзии к псалмической структуре и обращаясь к мифу, образу и символу, гимнографически и суггестивно описывал эсхатологический Триумф Бога и человека: «в тигриной колеснице Бог мчит» (Западные сумерки). Также поэт описывал этот апофеозный Триумф в упоении дионисийским, освобождающим человека от хтонических истоков и сотериологически достижимого через жертву: «Над местом казни тихо открываются золотые глаза Бога» (Псалом), как бы напоминая, что «Место Лобное рай бысть».
1 В книге «Дионис и прадионисийство» В.Иванов называет единую хтоническую богиню единственным прообразом (пра)Диониса | |
Автор: | nekromikon | Опубликовано: | 12.08.2013 15:40 | Создано: | 10.08.2013 | Просмотров: | 3035 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
|
|