В европейских СМИ идет дискуссия на тему установки в Праге памятника власовцам, принимавшим участие в освобождении города от нацистов.
Историки приводят факты, противоречащие аргументам других историков, обыватели эмоционально проклинают инакомыслящих. Всё как всегда.
Хотел бы поделиться собственным мнением на этот счет. Но сразу оговорюсь: речь пойдет о рядовых солдатах РОА. Сам Власов, как сознательный организатор вооруженного движения, подчиненного Гитлеру, личность однозначно одиозная. Совершенно справедливо казненная по приговору трибунала. Предатель получил по заслугам.
Но то, что касается простых солдат...
Представьте ситуацию: концлагерь, голод, издевательства, непосильный труд, каждодневное ожидание смерти.
Легко нам с мягкого дивана под кофеек с бутербродом осуждать этих людей за проявленную ими слабость. Большинство из них хотело только выбраться из ада, притвориться лояльным, чтобы сбежать при первой возможности. Перейти к нашим, пройти через сито допросов, чтобы потом снова воевать с фашистами. Хоть в штрафбате... Но только не кормить вшей на немецкой каторге.
А потом оказалось, что не так все просто в мире этом. Их бросали не на линию фронта, а на карательные операции. На борьбу с партизанами, чаще всего.
А там куда убежишь? К тем же партизанам? Непременно шлепнут. Кто разбираться станет?
И вот уже в послужном списке запись, указывающая на то, что ты каратель. Военный преступник. Участник массовых убийств мирного населения.
И ежедневная пропаганда, конечно. Мол, перейдешь к бывшим своим - запытают до полусмерти и повесят за ребро.
Вот так. И завяз власовец в трясине, откуда уже не выбраться.
Я полагаю, что часть их действительно стреляла в немцев перед концом войны. Чтобы хоть как-то оправдаться перед победителями. Утопающему и соломинка в помощь...
Этих людей можно понять. И простить даже. Но памятники им ставить нельзя. Несправедливо это. Стыдно. Перед теми, кто погиб в плену, отказавшись от коробки печенья и банки варенья. Перед настоящими солдатами той войны. Ведь на плечах таких, как они, и держится наше зыбкое мироздание.
Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,
образовавших ледяную лужу,
из ночи, перепачканной трубой,
превосходящей мужеский капризнак,
из крови, столь испорченной тобой,
- и тем верней - я создаю твой призрак,
и мне, как псу, не оторвать глаза
от перекрестка, где многоголосо
остервенело лают тормоза,
когда в толпу сбиваются колеса
троллейбусов, когда на красный свет
бежит твой призрак, страх перед которым
присущ скорее глохнущим моторам,
чем шоферам. И если это бред,
ночной мой бред, тогда - сожми виски.
Но тяжкий бред ночной непрерываем
будильником, грохочущим трамваем,
огромный город рвущим на куски,
как белый лист, где сказано "прощай".
Но уничтожив адрес на конверте,
ты входишь в дом, чьи комнаты лишай
забвения стрижет, и мысль о смерти
приюта ищет в меркнущем уме
на ощупь, как случайный обитатель
чужой квартиры пальцами во тьме
по стенам шарит в страхе выключатель.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
