Злая. Часть 4

Глава 53.
Глупо было бы описывать то, что многие знают либо из фильмов, либо из личного опыта. Та же схема: открыл глаза, спросил пресловутое «где я?», получив ответ, заснул, потом несколько месяцев лечения, белых стен и белых халатов. Так, кажется, это происходит в фильмах? Увы, могу вас разочаровать: со мной всё происходило примерно также. Только вот, открыв глаза, первый вопрос, который возник в сознании, я задал белому потолку.
-Почему я не умер?
Почему? почему такие негодяи, как я, живут на свете? Почему им дается ещё один шанс, которого они боятся пуще чудом вернувшейся жизни?
Каждый день я спрашивал всех приходивших врачей, медсестёр, людей, пытавшихся выяснить, кто я такой, почему я не умер. Ответы, правда, получал разные: рановато думать о таких вещах; следует выбросить из головы глупости; не вспоминать о плохом, чтобы кости быстрее срослись. Не помню точно, но, по-моему, я основательно подорвал своё здоровье. Хотя большая часть из тех органов, которые необходимы для жизни, остались нетронутыми. Тогда я очень жалел об этом. Сейчас только счастлив. Но ведь сейчас всё позади…
Я вышел из больницы в конце зимы. И сразу же попал в детский дом. Я так и не сказал им, кто я и откуда. Может, мстил сам себе? вполне возможно, потому что как только я снова смог ходить, первое, что я сделал, это обменял у какого-то оборванного мальчишки пистолет с одним патроном на… что же я ему отдал? Сейчас уже не помню. Возможно, на часы, или что-то ещё, представляющее хоть малейшую ценность в этом мире. Для меня же единственной ценностью стал этот старый, потрепанный, но всё ещё действующий пистолет. Часами, скрывшись от посторонних глаз в лесу, забравшись высоко на дерево, я смотрел на своё сокровище и представлял, как единственная, а потому такая драгоценная пуля, оставит маленькую отметину на моём теле. И тогда всё действительно закончится... А ещё я представлял её. Вспоминал, как она впервые увидела меня, как равнодушна была, как холодна… я перелистывал страницы жизни, как-будто не своей. Чьей-то чужой, счастливой жизни. Кто-то был так счастлив, кто-то, но не я. Я стал другим. Я изменился. Но кое-что всё-таки осталось. Несмотря ни на что, несмотря на то, что я собирался сделать, на то, что сделал, на всё, что испытал, я всё ещё любил её. Новой, другой любовью. Взрослой, осознанной. Я сам стал другим. Таким же взрослым и осознанным. Звучит глупо, непонятно. Когда-нибудь я обязательно это пойму… Когда-нибудь потом, когда она будет рядом и я снова буду счастлив.
«За счастье надо бороться» - вдруг вспомнилось мне.
Но какое теперь это имеет значение? За что бороться, если пистолет уже в руках, я забрался на дерево, чтобы упасть и разбиться, если вдруг произойдёт осечка? Какое теперь может быть счастье, за пять минут до смерти?
Я никогда бы не подумал, что именно за пять минут до смерти счастье наконец-то найдёт меня.

Глава 54.
Сквозь заросли деревьев я различил чей-то неясный силуэт. Он показался мне знакомым. Я пригляделся. Я узнал этот силуэт. Гленда! Но тотчас рядом возник другой - выше, сильнее. Энди. Он обнимал её за талию. Гленда улыбалась. Они о чём-то говорили, не замечая ничего вокруг.
-Ты должна это сделать, - с жаром говорил Энди, заглядывая в её глаза.
Гленда лишь качала головой.
-Я не хочу возвращаться туда.
-Там твой дом, там твоя обитель, колыбель всего, что мы так чтим…
-Вот именно, Энди: вы чтите. А я нет. Я больше не верю в дьявола, я не хочу служить тому, чего нет.
-Не говори так! – воскликнул он. – Дьявол есть, зло есть, и ты прекрасно это знаешь.
-Нет.
-Нет? – он с какой-то странной улыбкой обошёл вокруг неё. Потом также, глядя на неё, но видя лишь произведение искусства, бездушную модель, произнёс: - Посмотри на себя, Гленда. Ты не можешь утверждать, что этого нет. Ты – воплощение зла, воплощение сатаниста. Такая же обманчивая, холодная, злая…
-Нет! – крикнул я и спрыгнул с дерева.
Легко и свободно, как она когда-то. Когда-то, шесть или семь лет назад, она спасла меня. А теперь… теперь я должен был отплатить ей тем же. Возвращение в секту значило для неё погибель. И не только для неё – для меня тоже. Хотя я погиб давно, не знаю, точно, когда: - может, когда впервые увидел её; может, когда начал доверять; может, когда полюбил. А может тогда, когда резким безжалостным толчком порвал с её прежней жизнью невинной девушки…
Я был на пороге отчаяния. Наступил один из тех моментов, когда мне предоставлялся выбор: или всё, или ничего. Я мог покончить с собой, выстрелив единственной пулей в исстрадавшееся заблудшее сердце. А мог сделать то, чему Гленда научила меня – бороться за счастье любой ценой. Любой ценой… подумать только, я воспринял эти слова настолько буквально, что выстрелил. В Энди. Последние слова, которые он услышал в своей жизни, были:
-За то, что было… и за то, что будет.

Глава 55.
Некоторое время я не мог прийти в себя, наблюдая, как тело молодого сатаниста медленно опустилось на траву, как потоки крови осквернили чистоту белоснежной ткани на груди. Кровь сатаниста могла только осквернить…
Гленда, казалось, только сейчас заметила меня. Она смотрела на меня широко открытыми испуганными глазами. Мне трудно передать чувства, которые я тогда испытывал: радость оттого, что снова вижу её, страх того, что она никогда не сможет простить меня и всё это напрасно, и, наконец, новое, ошеломляющее, подавляющее ощущение. Я – убийца. Я убил человека. Я лишил жизни того, кто очень хотел жить. Имел ли я право так поступать?
И смогу ли я когда-нибудь оправдать себя в своих глазах? Снова считать себя достойным счастья, а значит, считать себя способным бороться за него?
Имеет ли вообще человек право отнимать самое дорогое у другого, подобного себе существа? Я долго искал ответ на этот вопрос. Сейчас я могу с уверенностью сказать: нет, не имеет. А тогда я готов был принять любой ответ, любой приговор, который озвучит Гленда.
-Зачем ты сделал это, Кристи? – равнодушно, без выражения спросила она.
Она уже пришла в себя. Странно, но она как-будто не жалела о смерти возлюбленного.
-Потому что он хотел вернуть тебя в секту, потому что я… я никогда не смирюсь с тем, что ты будешь принадлежать другому, потому что я должен бороться.
Она хотела что-то сказать, но я продолжал, захлёбываясь виной и любовью:
-Я знаю, ты никогда не простишь мне тот день, когда я потерял контроль над своими чувствами. Я знаю, что это я должен был умереть, а не он. Это он заслужил счастье быть рядом с тобой, любить тебя. И всё равно я буду бороться. Даже зная, что обречён на неудачу. Даже зная, что ты ненавидишь меня. И будешь ненавидеть всегда. Я тоже ненавидел, я знаю, что это великое непотопляемое чувство, которое трудно преодолеть. Когда-то я тоже ненавидел тебя. Но любовь заглушила ненависть. Я знаю, что ты никогда не любила меня и не сможешь полюбить. Ты будешь ненавидеть меня вечно… так же сильно, как я буду тебя любить. Я не смирюсь.
И я не смирился. Я безучастно наблюдал за тем, как Гленда сняла перчатки, подняла пистолет. Задумчиво оглядела его. Она молчала. Я тоже молчал, убеждая себя в том, что сказав ей всё это, не совершил очередной ошибки. Вдалеке гудела сирена. Сирена?!
Через минуту, задевая деревья и расчищая последний мартовский снег, к нам подкатила белая машина. Я сразу узнал милицейский автомобиль. Несколько мужчин выскочили из него, бросились к Гленде, продолжавшей сжимать пистолет, схватили её за руки, отобрали оружие, надели наручники. Высокий офицер грубым голосом произнёс:
-Вы обвиняетесь в убийстве. Всё сказанное сейчас, может быть использовано против вас в суде.
Потом, видимо, решив всё-таки использовать кое-что в суде без её ведома, спросил:
-Вы признаете свою вину?
Гленда не обращала на них внимания. Казалось то, что происходит, совершенно её не волнует. Её волновало другое. Глядя мне в глаза, она тихо сказала:
-Да. Это я во всём виновата. Только я одна…

Глава 56.
Гленду осудили на пять лет. Учитывая её свидетельство, которое сочли чистосердечным признанием, юный возраст, раскаяние в содеянном.
Невозможно передать словами то, что я чувствовал. Сознание происходящего пришло после того, как процесс был закончен. Я не понимал, что происходит, и почему Гленду обвиняют в убийстве человека, которого она любила, и которого я застрелил. Прокурор говорил что-то об отпечатках пальцев, о мотивах, о том, что в её возрасте часто принимают ошибочные необдуманные решения, за которые приходится расплачиваться. Отпечатки пальцев… в тот холодный мартовский, ещё почти зимний день я был в перчатках… а она взяла оружие голыми руками… осознавая, что делает.
Я ни минуты не сомневался в том, что Гленда нарочно переключила все подозрения на себя. Я остался в тени и никто не обратил внимания на отчаявшегося подростка, который подходил ко всем и заявлял, что это он убийца, что это он виноват во всём…
Даже её адвокат не стал меня слушать. Позже я узнал, что показания тринадцатилетнего ребёнка, не подкрепленные свидетелями, уликами и тому подобными доказательствами, не имеют цены. Полагаться на мои слова они не могли. Всё было ясно с самого начала. Процесс - только формальности. Её судьба была предрешена.
Но зачем? Этот вопрос мучил меня, не давая заснуть, не давая спрятаться от действительности, запрещая вернуться к прежней жизни и призывая к ней. Я так хотел поговорить с ней, понять, почему, зачем, за что?.. За что она спасла меня, взяв вину на себя, после всего, что случилось? После того, как она возненавидела меня, после того, как я убил её друга, возлюбленного, жениха, наконец. Это я должен был сейчас сидеть в камере, смотреть на лазурный лоскут неба в крошечном окошке, и вокруг себя видеть только темноту, пустоту, и тень утраченной свободы… Это меня, меня должны были сейчас позвать в зал свиданий, меня должны были вести перед собой, грубо подталкивая, словно преступника… Но я и есть преступник! Я преступник, а не она, я убийца!
-Это я убийца, Гленда, я! – крикнул я, лишь только она переступила порог.
Она не сразу увидела меня. Взгляд зелёных глаз блуждал по залу, задержался на охраннике, который, бросив «у вас двадцать минут», ушёл. Скользнул по потоку морозного солнечного света и остановился на мне. С минуту она безучастно разглядывала меня, как будто видела впервые. С того дня в загородном доме прошло около пяти месяцев. За это время я изменился. Я похудел, повзрослел, возмужал, отчаялся. В серых глазах сквозила печаль. А в её прекрасных глазах, напротив, была всё та же холодность и строгость. Нет, пожалуй, строгости стало больше. На тот момент ей минуло восемнадцать лет. Школа подошла к концу, пора было думать об институте… а вместо этого она сидела здесь, в этом просторном пустом зале, и должна была провести в тюрьме ещё пять лет. И всё это из-за меня.
-Почему ты сказала, что виновата в его смерти? – спросил я.
-Потому что это правда, - ответила она.
-Какая правда, Гленда? Какая, к чёрту, правда?!
Я взорвался. Я не мог больше выносить этого. А она сидела спокойная, сдержанная, степенная. Совсем, как в старые времена.
-Выслушай меня, Кристи. Выслушай и больше не приходи, потому что я не хочу тебя видеть, не могу видеть… - горько произнесла она. – Когда мы встретились, ты был ещё совсем ребёнком. А я… я уже сделала свой выбор. Тогда я ещё состояла в секте. Тогда я полностью подчинялась мастеру, слушала его речи и поддавалась на убеждения в том, что дьявол – высшее существо, что только он имеет настоящую власть. Тогда я проводила ритуалы, изучала историю сатанизма, верила в то, что делала. И Энди верил. Он был старше, мудрее. Он был первым среди сатанистов. Он так и остался первым. До самой смерти…
Едва мне исполнилось пятнадцать, я покинула секту. Но лишь на время. Все думали, что я вернусь, должна вернуться. Энди был уверен, что рано или поздно мы вместе возглавим секту. А я ушла… прошло около года, и он уже начал уговаривать меня изменить решение.
Я вспомнил дни, когда впервые начал думать о том, что Гленда принадлежит другой, важной и незнакомой жизни. А она пыталась понять, что действительно для неё важно – быть с Энди, идти по тропе сатаниста, забыв о правде и о том, что она знала точно – дьявола нет, это всего лишь олицетворение зла… или отстоять свою правду вопреки всему, и остаться той, кем была – сознательной, мудрой, равнодушной и всё равно – злой. Потому что добро – удел слабых.
И она решила – в тот день, когда пришла поздно ночью, и когда я с таким рвением рассказывал о похождениях Александра Македонского, и она заснула, убаюканная моим тихим голосом. Она решила вернуться. Энди победил. И если бы не я, всё для неё было по-прежнему.
-Но это не важно, - говорила она, низко склонив голову, чтобы я не видел её лица, - Я научила тебя всему, чем жила сама – презрению, равнодушию, злобе, ненависти… я сказала, что за счастье надо бороться любой ценой… я сделала тебя тем, кто ты есть. Я сделала из тебя убийцу. Ты можешь ненавидеть меня за это, можешь любить, уважать, презирать, как презираешь, подобно мне, других людей. Это я во всём виновата.
Я поняла это, когда ты признался… тогда, после его смерти. А за правду, пусть самую горькую, надо платить. Правда – единственное, за что стоит бороться.
-Нет, не единственное! – воскликнул я.
Её слова болью отдались в моем сердце. Наверное, потому, что ей самой было больно. А я её любил…
-за счастье действительно надо бороться. А я должен бороться за тебя. И я буду бороться, слышишь, буду!
Я вскочил на ноги, подбежал к ней, хотел снова увидеть взгляд больших изумрудных глаз. Но времени не осталось.
Вошёл охранник и взял её за плечо:
-время кончилось. Пора…
-только один вопрос, прошу вас, - взмолился я.
Он на минуту её отпустил.
Я подошёл к ней вплотную, так, что уловил её горячее дыханье на своём лице.
-Я хочу знать только одно, Гленда. Любила ли ты меня когда-нибудь?
Несколько мгновений она молчала. Потом ответила:
-Когда-то наверное, любила. Любила бы и сейчас, если бы смогла простить.
Её увели.

Глава 57.
Если бы смогла простить… Но такое не прощают. Да и как я мог заслужить её прощение, искупить вину? Как?
Всё время, пока жил в детдоме после её ареста, я думал об этом. Думал, засыпая, думал, просыпаясь. Думал, отвечая на редкие вопросы других детей, помогая кому-то по урокам. Помогая тем, кто хотел учиться, кто ещё не потерял надежды, кто мечтал о другой, лучшей жизни, где его будут любить, где он будет кому-то нужен… А кому нужен я? Никому. Во всём мире у меня никого не было. Но, странно, меня совершенно это не волновало. Всё, что хоть немного занимало меня, было связано с ней. Вся жизнь, особенно последние два года, вдруг представились в новом свете. Я словно увидел свою жизнь изнутри. Я осознал всё то немногое, что ещё осталось неосознанным. Гленда сказала, что больше не хочет меня видеть. Она помнит - помнит, как и я, тот жаркий день, те жаркие, настойчивые объятия… Тогда она была моей и только моей. Эти воспоминания обжигали, опьяняли, принося с собой раскаяние и боль. Боль настолько сильную, что она затмевала всё – время, людей, меня самого.
Вот так, существуя только воспоминаниями и виной, я прожил в детдоме до осени, не заметив, как мне стукнуло четырнадцать. День за днём ничего не менялось. А ведь всё могло измениться в один момент. Стоило только сделать первый шаг… мне потребовалось полгода, чтобы понять это.

Глава 58.
Когда я снова пришёл в тюрьму, там ничего не изменилось. Всё те же серые стены, те же унылые лица… я не мог думать о том, что Гленда видела это каждый день, дышала этим воздухом каждую минуту. Из-за меня. Я настоял на свидании. И снова очутился в том самом просторном зале с большим окном на всю стену, которое словно кричало заключенным: «вот она, свобода! Так близко и так далеко! Вы можете дотянуться до неё рукой, но не можете получить».
Ещё пять лет… Гленда вошла вслед за охранником. Увидев меня, она быстро спросила:
-Я могу отказаться от свидания? Я не хочу видеть этого человека.
-Да ладно тебе, - добродушно прохрипел охранник, - вот, брат пришёл повидаться, а ты «отказаться»!
-Я ей не брат, - ровным голосом возразил я, - я её враг. Правда, Гленда? – обратился я к ней, - я тот, кого ты ненавидишь, но кого ты, не задумываясь, спасла.
Она молчала. Потом, совсем по-старому гневно сверкнув глазами, резко произнесла:
-Уходи. Я же говорила, я не желаю больше встречаться с тобой.
-А я желаю, - я подошёл к ней и взглянул в глаза, - пойми, Гленда, что я уже не тот мальчишка, который готов всё выполнить так, как ты скажешь, забыв о собственном мнении.
-Я знаю, - ответила она, - знаю слишком хорошо. Поэтому прошу тебя уйти и больше здесь не появляться.
Но в её глазах я прочёл другое. Чувства, её настоящие чувства на секунду прорвали холод равнодушия и гнева.
-Мне кажется, когда-нибудь ты сможешь меня простить, - прошептал я, обняв её за талию. - Если ты скажешь, чтобы я отпустил тебя, я отпущу. Если ты скажешь, чтобы ушёл, я уйду. Но только, если ты скажешь правду.
На мгновение задержавшись, она отстранилась. Глаза снова стали холодными. Рот вытянулся в тонкую алую нить. В позе чувствовался вызов.
-Хорошо, - мрачно произнёс я. – Я всё понял. Я больше тебя не побеспокою.
Я уже повернулся, чтобы уходить, хотя охранник, так и не соизволивший выйти, с интересом наблюдая за этой сценой, ещё не возвестил о том, что время вышло.
-Подожди…
Я услышал за спиной тихий неуверенный голос. И сколько боли, сколько скорби сквозило в этом голосе! У меня сердце сжалось, когда я обернулся и увидел её лицо. Сколько горечи и отчаяния было в её глазах. И страх… неужели она боялась потерять меня?
-Гленда… Что с тобой, honey?
Не помню, как я оказался рядом с нею, не помню, как она оказалась в моих объятьях… Я очнулся и увидел, что она спрятала лицо на моей груди, а плечи её бессильно сотрясаются от рыданий. Гленда, моя Гленда, неужели она плакала? Я ласково погладил её по спине, сильнее прижимая к себе. Полгода в тюрьме дали о себе знать. Многие не выдерживают. А ведь она была одна, совсем одинока… Какая-то огромная, всепоглощающая нежность в тот момент захлестнула меня. Я гладил её по спине, целовал мягкие огненные волосы, вытирал слёзы, от которых рубашка моя давно промокла насквозь… Казалось, она плакала за всю свою жизнь – за девочку, осиротевшую в один миг, за сатанистку, которая годами приносила жертвы дьяволу, за девушку, которая пыталась вырваться, но так и не вырвалась из цепких сладких и манящих лап зла. За ту девушку, которую так жестоко предали. Я предал. Я – чудовище, монстр, зверь. Я – убийца. Но мне наплевать на это. Главное, что она со мной.
Наконец слёзы кончились. Она подняла на меня заплаканные глаза. Глядя на нас, даже охранник украдкой вытирал выступавшие поневоле слёзы и громко сморкался.
Я хотел что-то сказать, но не находил слов, достойных этого момента. Наверное, она тоже. Так мы и стояли – прижавшись друг к другу, одни в целом мире. Мы молчали. Но главное было сказано. Главное было выстрадано. Главное – то, что светилось в наших глазах. В её глазах.
Не знаю точно, как она тогда она относилась ко мне – как к другу, как к брату, как к близкому человеку. Или как к возлюбленному. Ей, как и мне когда-то, предстояло разобраться в своих чувствах. Найти свои ответы на вечные вопросы. И она нашла их. В своём сердце.

Глава 59.
Моё повествование подходит к концу. Осталось рассказать совсем немного. Но, подводя итог, я не могу не упомянуть об одной из наших встреч.
К тому моменту ей исполнилось девятнадцать. Если раньше Гленда была прекрасна, то сейчас она стала настоящей красавицей. Вполне определившейся, сформировавшейся красотой молодой женщины. Только я знал, что она уже женщина… Меня постоянно мучил этот вопрос. Наконец, решившись, я задал его Гленде:
-Ты простила меня?
Мне было нелегко говорить об этом. Я боялся воспоминаний о том поступке. Но ещё больше я боялся её ответа.
Несколько минут она молчала, не глядя на меня. Я знал, она хотела забыть о том, что я сделал, хоть это и нелегко.
-Я пойму, если ты не смогла. Такого не прощают…
Внезапно она обернулась ко мне. Но она словно смотрела сквозь меня, видя подростка – того наивного Кристи, который сказал: «Кто любит, тот простит».
-Кто любит, тот простит, - тихо повторила она.
Наши глаза встретились. Я наклонился к её лицу (несмотря на возраст, я был выше её) и прошептал:
-Так ты любишь меня?..
Наверное, самые тяжёлые, трудные слова в своей жизни она произнесла в тот момент. Но она их всё-таки произнесла!
-Да… я люблю тебя.
Тогда, именно тогда я был самым счастливым человеком на свете. Ничто не сравнится с тем, когда любимая женщина говорит тебе о взаимных чувствах! Но, впрочем, вы это, скорее всего, знаете. А я узнал впервые.
Я ласково коснулся её губ своими. Она резко отвернулась. Дрожь прошла по её телу. С того злосчастного дня я ещё ни разу не целовал её. Я мягко взял её за подбородок и повернул к себе. Заглянул в глаза.
-Ты боишься?
Она молчала.
-Не бойся… - прошептал я. Но не стал настаивать на поцелуе.
-Кристи, ты не понимаешь! – воскликнула она.
-Не надо.
-Что не надо?
-не называй меня больше Кристи. Тот Кристи остался позади, за поворотом судьбы. Того безвольного доверчивого и эгоистичного Кристи нет.
-Но я любила того маленького Кристи, учила его читать, писать, считать… - улыбнулась она.
-Нет больше «того маленького Кристи»! Нет! ты научила Кристи всему. А любить научился Кристиан.
-Хорошо, Кристиан, - серьёзно сказала она.
И так же серьёзно, преодолев воспоминания, поцеловала меня.
Если бы время, отведенное на свиданье, не закончилось, кто знает, куда мог бы завести этот нежный поцелуй двух любящих сердец. Я держал её в своих объятиях, и она не вырывалась, как тогда. Я не сжимал её руки – она обвила своими тонкими изящными руками мою шею. Я был счастлив как никогда.

Глава 60.
Ну вот. Последняя глава. Казалось бы, ещё так много хотелось бы рассказать. Но, перебрав всё, что произошло за последнее время, я, - нет, мы, - пришли к выводу, что одной главы вполне хватит.
Сейчас Гленда со мной. Она давно вышла из тюрьмы. Отчасти благодаря тому, что мастер, её мастер, заменивший ей родителей, наставляющий поклоняться дьяволу и веривший в неё до последней минуты, узнав о том, что его любимая ученица, пусть даже бывшая, в беде, тут же вмешался. Оказалось, что он в хороших отношениях с начальником тюрьмы…
В конце концов, её выпустили. Кажется, это случилось зимой… или весной. Ожидая освобождения, и живя только от свидания до свидания, я совсем потерял счёт времени. Понимать что-то я начал лишь тогда, когда увидел её, переступающей порог квартиры. Её квартиры, которая, конечно, принадлежала секте. Но сатанисты, вопреки обычаям, проявили великодушие, и, забыв о том, что Гленда покинула их, вручили квартиру в качестве подарка.
Узнав о том, кто на самом деле убил их брата по вере, они, в свою очередь, порывались убить меня, подкарауливали в тёмных углах вечерами. Но даже это скоро кончилось. Мастер, узнав о наших отношениях, запретил нападения. Он хотел, чтобы Гленда была счастлива… Впрочем, как и я.
Прошёл год после того, как тюрьма осталась позади. Гленда поступила, наконец, в институт. Я, в свои пятнадцать, поступил вслед за ней. Вот и началась совместная учеба. А дома – совместная жизнь. Я думаю, мало кто догадывался, что двадцатилетняя девушка и пятнадцатилетний парень любят друг друга. Мы не выставляли своих чувств напоказ, зная, что это может удивить и шокировать. Но мы были счастливы. Мы чувствовали себя настоящей супружеской парой. Вы не представляете, какое это счастье: просыпаться вместе с Глендой, учиться с ней, днём в институте – в разных аудиториях, вечером дома – за одним столом, а ночью… ночью я засыпал, глядя в её прекрасные изумрудные глаза, обнимая и лаская её прекрасное тело, целуя её нежные прекрасные губы. Я был так счастлив…
Но я почувствовал себя ещё более счастливым, когда узнал, что Гленда ждёт ребенка. Нет, мы ждём ребенка! А ведь мне всё ещё пятнадцать, ей – двадцать. Но я люблю её. И буду любить всегда.
-Правда, дорогая? – спрашиваю я.
-Да, - отвечает она и кладёт руку на свой прелестный округлившийся животик, откуда скоро появится малыш. Наш малыш.
Ребёнок сатанистки. Ребёнок Злой.

Я надеюсь, вы простите мне некоторые литературные и речевые ошибки. Это моё первое произведение. И последнее. В любом случае, читатель, прошу быть не слишком строгим к моему творчеству. Я только хотел рассказать эту историю… свою историю. Её историю. Нашу историю, в конце концов. И мне это удалось.
Ваш Кристиан Эст.

Опубликовано:	22.07.2008 13:45
Просмотров:	2881
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Злая. Часть 4

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться