Редактор

IRIHA

Редактор

в чьи-то объятья можно попасть случайно - застрять на века

Ирина Курамшина


На главнуюОбратная связьКарта сайта
Сегодня
28 марта 2024 г.

Товарищи воспитывают гораздо лучше, чем родители, ибо им не свойственна жалость

(Андре Моруа)

Все произведения автора

Все произведения   Избранное - Серебро   Избранное - Золото   Хоккура

Сортировка по рубрикам: 


К списку произведений автора

Проза

из цикла "Бывает же такое!"

Охота на красивую жизнь (VIII-IX)

Заранее прошу прощения у искушенного читателя. 8-я глава не изобилует диалогами - так получилось((( По этой причине публикую две главы.

Глава 8

Катьку угораздило стать исключительной копией своего отца не только внешне: тот же авантюризм, та же тяга к приключениям и властность в принятии решений за других. Глядя на взрослеющую дочь, я все чаще убеждалась, что яблочко укатилось от яблоньки совсем недалеко.
Сама я выросла в дружной семье, в которой все любили и уважали друг друга, в которой царили мир и покой. Мое детство без оговорок можно назвать счастливым: родители окружали своих детей — меня с сестрами — заботой и всеобъемлющей нежностью. Семья не бедствовала, жили довольно зажиточно, раз в два года выезжали на море, а раз в два другие года мы все лето проводили у бабушки, которая просто боготворила своих девочек, а особенно старшую внучку, то есть меня.
Несмотря на самостоятельность, к которой была приучена с самого детства (а умела ведь абсолютно все: гвоздь забить, утюг починить, сшить, вышить, постирать, погладить, обед сварганить, даже валенки подклеить — без проблем, все всегда получалось ловко), к взрослой жизни я оказалась не готова. Ее, взрослую жизнь, я видела сквозь призму детских мироощущений. Вот и приехав в столицу поступать в институт, очень долго смотрела на мир сквозь розовые очки, шарахаясь в метро и на улицах от нецензурной брани прохожих.
Однако жизнь мегаполиса быстро привела меня в чувство, заставила очень скоро прочувствовать все прелести взрослой и самостоятельной жизни. Но до этого пришлось набить много шишек, перейти не один десяток житейских бродов и побывать во множестве переделок.
Не хочу хвастаться, но, будучи человеком очень дружелюбным и открытым, я имела много друзей и приятелей. Знакомилась легко, а вот расходилась всегда с очередной рваной раной в душе. Молодые люди, с которыми встречалась, почти с первых свиданий тащили знакомиться со своими родителями. И тут начиналось кульминационное действие: родители моих кавалеров, имеющие за спиной жизненный опыт и кое-какой житейский багаж знаний, в силу непонятных для меня умозаключений быстро складывали в уме мою провинциальность с отсутствием столичной прописки и жилплощади. Они считали, что я желаю все это легко и быстро приобрести посредством брака с их любимым чадом. В каждом случае финал любовных отношений был одинаков: камень преткновения — родители. Вот такие доводы приводили мне, наивной, воздыхатели.
Красавчика я выделила из толпы, снующей у театра, сразу же. Он был на редкость красив, статен, великолепно одет и раскован. Мужчина был в том возрасте, когда можно бросать пренебрежительные взгляды на молодежь, не принадлежа при этом к старшему поколению. Короче, на вид ему было лет тридцать с хвостиком. Красавчик держал в руках два билета и оценивающим взглядом скользил по представительницам слабого пола.
А я как раз и пришла на «лишний билетик». Но провинциальная закваска мешала подойти и спросить. Стояла и таращилась на мужчину с билетами. А он тем временем лениво подошел к девушке невероятной красоты и небрежно спросил:
— Эскорт заказывали?
Но девица только брезгливо повела плечами, а поспешивший ей на выручку кавалер грубо оттеснил Красавчика. Последний плюнул себе под ноги, сунул один билет в карман и направился к входу в театр.
Такой шанс мне упускать не хотелось. Я рванула через толпу и повисла на рукаве Красавчика, моля продать лишний билет. Он мельком глянул на меня, пренебрежительно махнул рукой, мол, иди со мной, и отвернулся, как от пустого места.
В гардеробе театра, снимая свою новую, но совершенно не модную шубку из искусственного меха, я поймала удивленный взгляд Красавчика и шмыгнула мышкой к спасительному зеркалу, услышав в спину его возглас: «Хм, а ничаво!»
Приятно было идти рядом с мужчиной, которого все останавливают, с которым все здороваются. И места наши оказались во втором ряду. И артист, игравший одну из ролей, почему-то подмигивал моему соседу, тот в ответ ему кивал и косил глаза в мою сторону. И вообще все, что происходило в тот вечер, напоминало волшебную сказку. Мало того что Красавчик, который представился Алексеем, весь спектакль смотрел не на сцену, а на меня, смущая и приводя в трепет сердечко, так он еще и в ресторан пригласил. Да не просто в ресторан, а в ресторан Дома актера.
И мой спутник, и ресторан, и его посетители, в большинстве своем известные всей стране люди, потрясли провинциальную девочку, какой я оставалась довольно долго. Рыбка клюнула, и Акула-Красавчик-Алексей без наживки заглотнул ее. Как истинный артист, он сделал хорошую паузу: сам не звонил, понимая, что я не выдержу первая (телефон он оставил, сажая меня в такси у Дома актера).
Крепилась я около двух недель. Все-таки не выдержала. И понеслось. Теперь с уверенностью можно сказать, что это была первая и, пожалуй, единственная моя настоящая любовь. Любовь страстная, которая захватила целиком, от которой бегали мурашки при одном воспоминании о самом объекте любви. Любовь всепрощающая, которая заставляла совершать безумные поступки, прощать любые измены любимому, терпеть его выходки. Алексей играл в карты. Играл азартно, на крупные суммы. Бывало, проигрывал, но чаще выигрывал. Приучил к этому и меня. В принципе, ради любимого я готова была не только в карты играть. Скажи мне в тот момент: бейся лбом о стену — и билась бы, в кровь бы разбивалась, лишь бы угодить.
Алексею действительно прощалось все. Сейчас мне с трудом верится, что я была полнейшей идиоткой, куклой в руках наглеца, который вертел мной по своему усмотрению. Поломойка, кухарка, прачка — нехитрый набор моих обязанностей при любимом. Зачем закрывала глаза на обман, терпела унижения, когда можно было просто взять и уйти? Наверно, это и есть любовь. Алексей мог приходить домой под утро, от него могло пахнуть другой женщиной, ему разрешалось насмехаться надо мной по любому, самому незначительному, поводу. Он частенько повторял:
— Такая у тебя судьба.
Верила, в рот ему смотрела и несла свой крест. Правда, до поры до времени.
Чтобы понять, что происходило в моей душе, какие страсти в ней кипели, какой огонь полыхал, нужно рассказать одну историю, которая стала началом конца любви.
Битый час я сидела на лавочке у подъезда любимого. Сегодня был мой день — по средам, субботам и воскресеньям я всегда приезжала к Алексею с ночевкой. В другие дни он не разрешал оставаться на ночь. Это бесило, но открыто выражать свое недовольство я боялась. Алексей свято верил, что три дня в неделю почти семейной идиллии не являются посягательством на его холостяцкую жизнь, с которой он не спешил расставаться. А я спешила: месяц назад справила свою двадцать восьмую годовщину и поняла, что веселая пора закончилась, нужно становиться серьезной, выходить замуж и рожать детей. И конечно же, единственной подходящей кандидатурой был Алексей. Его отрицательные качества я просто не замечала, считая по простоте душевной да по наивности, что штамп в паспорте может все это изменить в лучшую сторону. Но Алексей, наслушавшись приятелей, отмахивался от семейной жизни как черт от ладана. Однако я не теряла надежды, потому и высиживала тогда на скамейке неизвестно что.
Телефон любимого не отвечал, что было совсем странно: Алексей никогда не отключал мобильную связь. В голову полезла всякая мешанина: вспомнились все аварии, случившиеся с друзьями, болезни, похороны и свадьбы знакомых.
Ноги в тоненьких осенних сапожках совсем закоченели. «Ох, знала б, что придется так долго ждать, надела бы зимние сапоги. И к чему весь этот выпендреж теперь?» — вертелось в голове уже в сотый раз. Но кто ж знает, где, когда и какую соломку придется стелить…
Чтоб окончательно не замерзнуть, я начала нарезать круги вокруг скамейки, временами поглядывая на окна Алексея, в которых почему-то горел свет, и не выпуская из-под прицела подъезд.
И вдруг я остановилась как вкопанная. В окне большой комнаты Алексея поменялось освещение, как если бы пятирожковую люстру переключили с обычного режима на экономный. Я минут пять не отрывала взгляда от окон, боясь даже мигать, что удавалось с большим трудом, и наконец сумела разглядеть какое-то движение в квартире.
Олимпийские бегуны отдыхают по сравнению со мной, такую скорость я развила, забыв про существование лифта. Но на звонок никто не реагировал, на пинки по двери тоже никто не откликнулся. Лишь высунулась соседка из квартиры напротив, узнала меня и покрутила пальцем у виска. Мой палец просто прирос к дверному звонку, а дверь все больше раздражала своей броней и неприступностью, потому и получала удар за ударом, пинок за пинком.
Почти час я не отнимала от звонка палец, а вернее сказать, пальцы, меняя их поочередно, при этом припадая то и дело к замочной скважине и прислушиваясь. Это, конечно, может показаться смешным, но ведь если встать на позицию ревнующей женщины, то будет понятна агония, которая плескалась через края раненой души.
И вот, когда пальцы совершенно онемели, когда одеревенели ноги, когда ненависть дошла до той тупиковой точки, когда хочется все послать подальше, когда уже не оставалось сил, ключ в замке с внутренней стороны вдруг медленно повернулся. Я распласталась по двери и буквально ввалилась в квартиру на руки... Генке — закадычному другу Алексея.
— Твою в болото!.. — только и успел крикнуть он, и мы вместе полетели на пол.
Уж не знаю, откуда силы взялись, но я стала лупить Генку всем, что попадалось под руку в прихожей, не забывая употреблять при этом непонятным образом всплывшую ненормативную лексику. Генка и не пытался сопротивляться, он просто тихо выл. В ход пошло все: зонты, шарфы, шапки, лыжные палки, ботинки. А намахавшись кулаками, я понеслась по комнатам. Алексея нигде не было. Его не было ни под кроватью, ни в шкафах, ни в ванной или туалете, ни даже под мойкой на кухне, куда я умудрилась заглянуть, носясь смерчем по квартире. Генкина девушка жалась в углу на стуле, боясь произнести даже слово. А Генка так и остался сидеть на полу в прихожей.
Безрезультатно набегавшись и обессилев, я плюхнулась на диван с немым вопросом в глазах, устремленных на Генку.
— Ну, ты больная… — сделал вывод дружок любимого. — Какого рожна сегодня-то приперлась? Мне Лешка всегда по вторникам дает ключи. Весь кайф обломала, психопатка!
Как же я потом ревела! Было очень неловко, стыдно и перед Генкой, и перед его девушкой.
Торжественно заявила парочке:
— Вы простите меня. Теперь знаю на собственной шкуре, что предупреждать любимых следует заранее, созваниваться перед встречей и не ходить на свидания наобум.
Но история на этом не закончилась. Я вернулась домой. Не покидало чувство, что я что-то пропустила, чего-то не заметила. Слишком все было просто. И самая веская причина неуверенности состояла в отсутствии мобильной связи с Алексеем.
Промучившись без сна до рассвета, я с первой электричкой метро приехала к дому Алексея. Свет в окнах, естественно, не горел. Я заняла для наблюдения позицию в подъезде дома напротив. Время тянулось настолько медленно, что можно было сойти с ума. Ранние жильцы подъезда, в основном собачники, подозрительно оглядывали меня, кое-кто ругался за чрезмерное задымление (от волнения я выкурила почти две пачки сигарет за два часа).
Наконец показался Генка. Я замерла. Следом из подъезда появились две девушки в сопровождении… Алексея. Компания погрузилась в авто моего возлюбленного и отбыла в неизвестном направлении. Отмирать не хотелось. Было только одно желание — умереть. Потом к нему примешалась гадливость, затем на смену подоспело отвращение вперемешку со злостью. К моменту утреннего появления на работе я уже оформила свое отношение к Алексею и приняла единственно верное решение — порвать с ним раз и навсегда. Происходило, однако, все мучительно долго и совсем не так, как я себе представляла. Алексей пытался устроить перемирие, караулил после работы, регулярно звонил, подсылал в качестве парламентария Генку. Но даже моя беременность не смогла повлиять на принятое решение. Алексей так и остался в неведении, что у него родилась дочь. Судьба матери-одиночки закалила характер, и больше в подобные истории я старалась не попадать.
Забегая вперед, расскажу забавную историю.
Лет через десять после событий, описанных выше, я отдыхала в Тунисе. На обратном пути в зале аэропорта встретила Алексея. Он был с семьей: с женой и малолетним сынишкой. Алексей дернулся, как от удара током, увидев меня — похорошевшую после двухнедельного отдыха. Но подойти не решился. Сам он заметно сдал, и я в изумлении смотрела на старого дядьку, прокручивая в уме вопросы: «Не может быть! Я любила это? И готова была на все ради этого?» И с мыслью «Спасибо тебе, господи, что уберег!» чуть не бегом рванула к своей группе.
Глава 9

В выходные мы с дочерью долго спим. Обе совы, просиживаем допоздна каждая за своим компьютером, зато утром нас пушкой не разбудить. Но Риткина «пушка» оказалась настойчивой.
— Му-у-у-у-у-уся! — донесся крик из Катькиной комнаты. — Твой мобильник разрывается.
Пришлось вырываться из облака снов. Звонила подруга.
— Значит, так! — резким, не терпящим отказа тоном начала Рита. — Через полторы недели ты плывешь на теплоходе. Это даже не обсуждается. Путевка куплена на твое имя. Загранпаспорт у тебя не просрочен, я проверяла. Шмотки, если нужны, купим. И попробуй только сказать «нет»!
— Нет! — упрямо заорала я и миролюбиво добавила: — Между прочим, доброе утро.
— Так и знала! — завелась Рита. — Ослица непроходимая! У тебя день рождения на носу. Путевка — мой подарок. Так что ничего у тебя не получится, дорогая!
Подруга зловеще рассмеялась и отключилась. В дверях появилась дочь с немым вопросом в глазах. Пришлось честно на него ответить.
— Чудненько! — подвела итог Катька и отправилась умываться.
Дни до отбытия теплохода прошли в суете: дочь постоянно созванивалась с Ритой, они шушукались, не всегда посвящая в свои планы. Я же торопливо подчищала «хвосты» — договаривалась с издательством о переносе сроков новых работ, заканчивала начатые переводы и лишь изредка вслушивалась в беседы моих близких. Меня терзало странное предчувствие надвигающегося события. Но какого именно — этого я понять не могла. Терзалась, и все! Наваждение, одним словом. По ночам я гнала прочь это облако неизвестности, но оно все равно окутывало меня больше и больше, сгущаясь и тяжелея. В конце концов я сдалась и махнула на все рукой — будь что будет…
Плыть мне предстояло по нескольким рекам, каким-то сложным маршрутом с невероятным количеством остановок. На север столицы из своих Филей мы добрались очень быстро — тому способствовало раннее отбытие нашей посудины и выходной день. Северный речной вокзал поразил великолепием. Последний раз я была здесь в подростковом возрасте, потому в памяти остались лишь неясные воспоминания о могучем дядьке с рупором, который руководил потоками толп туристов одного дня. Мне же суждено было болтыхаться на волнах целых две с половиной недели.
— Муся! — зарычала над ухом Катька. — Загребай правее! Что ты плетешься как сонная муха?
Впереди ярким пятном маячила Рита, я ускорила шаг и засеменила следом за подругой. Толп туристов на пристанях не просматривалось, но оживление царило. Отовсюду гремела веселая жизнерадостная музыка. Теплоходов я насчитала три. «Максим Горький», к которому мы направлялись, стоял на самом дальнем причале.
— Красавец! — вопила дочь, подскакивая на булыжниках вместе с моим чемоданом. — Отпад!
— Чудо как хорош! — поддакивала Рита.
Теплоход действительно внушал доверие и вызывал восторг. Я поневоле залюбовалась им, губы, как часто у меня бывает, сами собой расползлись в глупой улыбке. Ну есть такая дурацкая черта — умиляться всему подряд. И ни один отбеливатель не может ее вывести.
Катька с Ритой одобрительно кивали головами.
— И чего неслись как на пожар? — спросила я. — До отплытия больше двух часов. Мою каюту все равно никто другой не займет. Я правильно понимаю?
— Да не в этом дело… — дочь оценивающе оглядела махину и поцокала языком. — Я должна сама осмотреть этот корабль, чтобы дать ценные указания. А еще лучше — записать их в виде шпаргалки. Да, Мусечка, да! Мы с Ри уже много знаем про твое путешествие, изучили маршрут, даже сумели раздобыть сведения о контингенте твоих невольных соседей по круизу. Скажу, кое-что интересное имеется.
— Опять ты за свое, — отмахнулась я от дочери…
Однако Катька не стала слушать и первой понеслась к трапу, волоча мой чемодан.
Когда теплоход дал прощальный гудок и отчалил, я помахала стоящим на пристани провожающим и украдкой перекрестилась. За два часа дочь из меня только что душу не вынула — замучила советами и нравоучениями, записала все это в громадный список, заставила дважды перечитать и получила с меня обещание освежать в памяти данный шедевр ежедневно.
Как только речной вокзал пропал из виду, я, не распаковывая вещей, обессиленная, рухнула на кровать и проспала до обеда.
Разбудил, как обычно, телефонный звонок. Катьке не терпелось узнать новости, которых у меня, естественно, еще не было. Я выключила телефон, привела себя в порядок и отправилась обследовать корабль.
Меня немного мутило. Наверно, приключилась та самая морская болезнь. Коридор оказался длинным — он все не кончался, мне же хотелось скорее попасть на открытую палубу. Дверь одной из кают внезапно открылась, и я врезалась в нее, не успев затормозить. От боли зажмурила глаза, а когда их открыла, то увидела перед собой… Василия.
— Любаня?! — радостно воскликнул мой знакомый. — Вот уж кого не ожидал тут встретить, так это тебя.
Теперь стало ясно, какое предчувствие мучило меня накануне. Я стояла перед ним дура дурой, терла лоб, мученически улыбалась и не могла произнести ни слова. Во всей красе демонстрировала поговорку «как язык проглотила».
Васильковые глаза гипнотизировали, как ни старалась, я не в силах была оторвать от них взгляд.

— Любаня, очнись, — потряс меня за плечи Василий и обнял. — Это я. Не привидение. Действительно я.
И тут меня прорвало… Я разрыдалась. От прилива чувств, от счастья, от близости Василия, который с каждым всхлипом все крепче сжимал меня в своих объятиях.
Конечно же, береговых красот с двух сторон от фарватера я почти и не увидела, практически весь речной вояж прошел у нас с Василием в каютах, попеременно — то в моей, то в его. Изредка мы выбирались на берег во время стоянок теплохода. Но и в этих случаях наши взоры были прикованы исключительно друг к другу. Какие, к черту, достопримечательности, когда рядом любимый — только руку протяни. Иногда казалось, что мы стали единым организмом, и, когда Василий вынужденно сбегал — в отличие от моей его цель поездки оказалась деловой, приходилось общаться с партнерами, — я пребывала в состоянии комы. Сидела не шелохнувшись в ожидании и только вздрагивала от каждого шага в коридоре.
Поначалу я никак не могла взять в толк, какие могут быть переговоры и деловые встречи у простого нефтяника. А Василий темнил, бормотал что-то о стечении обстоятельств, о поручениях и порученцах. Правда, я слушала вполуха, в подробности не вникала, уйдя с головой в новые чувства и отношения. В конце концов, вполне возможна и реальна такая ситуация, когда руководство, узнав о том, что работник во время отпуска пересечется на одном теплоходе с нужными людьми, дает этому работнику важное задание. Так сказать, совмещение приятного с полезным. А забивать голову какими-то подозрениями — только мучиться. Вот и не забивала…
Катька бесилась из-за того, что я редко выходила на связь. Хотя, если честно, мне были абсолютно до лампочки ее крики, они даже вызывали нечто сродни восторгу. Дочь орала, а я пребывала в эйфории.
— Мусь, я ведь могу и проверить, что ты там делаешь, — пугала Катька. — У нас с Ритой на твоем корабле имеются информаторы.
— Вот и информируйтесь, — хохотала в трубку. — Собирайте компромат.
Но однажды дочь позвонила и проворковала:
— Мусечка, а ты молодчинка… Хоть бы одну фотографию прислала, нам так нестерпимо хочется взглянуть на твое счастье.
— К-к-какое счастье?.. — оторопела я.
— О! Узнаю маман! Все молчком, молчком. А про главное событие своей жизни, значит, поведать родным и близким возбраняется? А мы уже все знаем. Вот так!
— Ну и что же вы знаете? — не на шутку разозлилась я.
— Что олигарха захомутала. Что операция «Охота на красивую жизнь» все-таки удалась. Так что колись, рассказывай подробности.
Смысл сказанного дочерью не сразу дошел до меня. Я нажала на отбой и задумалась. Партнеры, встречи, переговоры… Вон оно как! Олигарх, значит. А прикидывается, прикидывается-то как правдоподобно. У нас на буровой, у нас на буровой…
Вместо радости в моей душе царило опустошение. Эх, Василий, Василий… Я поддалась васильковым чарам и, скорее всего, являюсь для тебя очередным, проходным эпизодом. Не попадись я тебе под руку на этом судне, так любую другую очаровал бы. Наверняка и семья у тебя есть, и деток по кожаным лавкам семеро, сейчас среди олигархов это модно — быть многодетным отцом благополучного семейства. Какое счастье, что до возвращения в Москву осталось всего полтора дня. Но… Виду не подам, сыграю свою роль до конца. А там… придумаю, как…


Опубликовано:05.12.2017 23:17
Просмотров:2516
Рейтинг..:25     Посмотреть
Комментариев:1
Добавили в Избранное:0

Ваши комментарии

 09.12.2017 11:10   Algiz  
Наконец, я добралась до продолжения истории про красивую жизнь ) Неожиданно, да. Что-то теперь будет, ой, что-то будет... )))
Кстати, по две главы разом читать вовсе не сложно, было бы время )
 10.12.2017 18:46   IRIHA  Спасибо, Лара! Жду тебя на следующей главе)) надеюсь, что оправдаю ожидания.

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Поиск по сайту
Объявления
Приветы