Государь-император Петр Алексеевич очень любил веселье, плавать в море и плотничать. Бывало изволит выкушать государь на ассамблее какой-нибудь пинту бренди с кайенским перцем да портеру две пинты, да вудки гданьской полтора штофа, да венгерского изрядно, мушкателем для смягчения сопроводит сию вереницу радости, накуриться отборного голландского табачку, усядется на пол, как настоящий просвещенный мореплаватель, ножки самодержавно раскинет, головушку царскую дернет от внезапной настигшей думы, и велит тотчас ему топор нести, чтобы значит поплотничать.
Дамы, кто послабее, тут же загодя в обморок бахаются, а кто посильнее, - сползают. Кавалеры же их, кто покрепче и на ногах после разных менуэтов ещё стоят, галантно закатывают обомлевших дам под стол, чтобы в ногах не путались, и со всех карачек бегут кто за строевым лесом в Адмиралтейство, а кто за стрельцами в слободу - неведомо ведь, как именно сегодня захочет государь поплотничать. Кавалеры же, которые из-за непривычки к голландскому табаку под столами еще с позавчерашнего балу лежат и бежать никак не могут, в сторону Адмиралтейства и слободы только печально глядят и верноподданнически мычат, сим карьер свой провожая в последний путь, успевая при сем дамам выказывать разные недвусмысленные знаки, пока те не очнулись.
И только Его Императорского Величества мин херц Александр Данилыч, прозорливая его душа, улыбнется себе в усы и велит из задних комнат заводить отборных астраханских стрельцов полка полтора, привязанных самыми хитрыми англицкими и голландскими морскими узлами к стволам отборно же строевого воронежскому леса, да выносить два пуда топоров шведской стали с вензелями брата государева Каролуса, да для веселья пущего полпуда пряников тульских же, потом самоедов и камчадалов на козах и свиньях с полдюжины выпускать, японцев на березовых ходулях в малахаях из рыбьего зуба, арапов на карлицах в птичьей шерсти сколько в чулане нашлось, да медведей учёных на оленях, тюленях и пингвинах в турецких фесках и немецких чепцах без счета... Ну и венгерского ещё само собой бочек шесть-семь и… мушкателю, да. Что за веселье без муштакеля?
За такую смётку и весёлый нрав, Петр Алексеевич мин херца очень хвалил, целовал в губы, давал подержать любимый флахштихель, а то и фальцгобель. При этом приговаривал: "Ну и горазд, ну и скор же, ты!", - прилюдно называя мих херца совсем уже любя - "херц"! И так часто Пётр Алексеевич повторял сие, что в народе родилась поговорка - "Херц горазд - большая скорость!"
