Владимир Ильич Танин

Владимир Ильич Танин

Всё началось, как всегда. С вопроса «Что делать»? «Кто виноват?» проскочили. Она завидовала ему чёрной завистью бездарности. Опять не получилось лирическое отступление об алых парусах. И, вообще, всё испортилось. Штиль – ни уму, ни сердцу. Писала искренне, а стала писать поучительно, стала бичевать себя. Вы какие книжки больше любите, про любовь или про войну? Чапай думать будет. Она задумала взорвать Кремль, в день выборов, отчего к чему не понимала сама, начиталась Достоевского да и надоело всё. Он плакал горючими слезами, объяснял ей политическую ситуацию, давал ликбез по курсу валют. Когда он засыпал, она причитала: «Танечкин, Танечкин, давай спать» и гладила себя по голове. Однажды он сказал ей: «Я не Ленин, я Танин». Она обрадовалась до слёз: «Наконец-то не Ленин, не Ленин, а мой». Сколько было этих Лен, Лен, Лен, что безжалостно отбирали его и отбирали…

« Мой друг

«Это осень, мой друг,
Это крик журавлей,
Это звук созревающих в яблоке зёрен»…

Напасть. Настигла песня из безумной юности. Он её пел. Ах, как я была несерьёзна в первой серьёзной любви! Ни тебе супчиков, ни терпеливого ожидания любимого, собаку нашла в аэропорту, когда он улетел; назвала именем по его фамилии, собака погибла по моей вине, а могла бы славно и сытно прожить свои годы, восторженным лаем встречая и провожая самолёты…
Потом постриглась налысо – где-то подцепила вшей, самую крупную особь выловила и послала в письме любимому, мол, вот как мне плохо, а можно было заплетать аккуратно косички и ходить в институт. Уехала без билета в Крым, одному начальнику поезда набрехала, что меня вызвали в Союз-мультфильм, он почему-то поверил и сказал, что у если Вас что-то получится, то Вы уж нас вспоминайте. Да, у нас получился неплохой мультсериал, и мы, конечно, Вас вспоминаем. Только сериал – мульт, и мы там маленькие и глупые, и поздно, уже поздно быть серьёзными людьми. Да и кем быть, депутатами что ли?
Да, а с ума я сошла, когда любимый сказал, что спал с женой (он был женат) и ещё заметил, что всё решается в темноте. Я не поняла, я не смогла понять, я очень напряглась, чтобы понять, это было, наверное, какое-то самосохранение – я, вообще, перестала понимать что бы то ни было…
Вот такая полная ересь. Мой друг… Я, кстати, до сих пор ничего не понимаю, и не пытайся меня понять. Да, всё это не со мной, не со мной, не со мной было. Да, я научилась варить борщ. И ещё меня очень смешит реклама: «Мужские трусы в магазине «Дамское счастье».»

Читала она со сцены, убивалась и плакала. Потом пела эту чУдную осеннюю песню.

«Так и объясняться с тобой, не понимая, где ты и где я, где твоё сердце, а где моё. И если сейчас задохнусь я, не задохнёшься ли ты. И для ясности мыслей я мою посуду, ибо это точно моё дело, такое маленькое, но точно моё. Это очень философское занятие. Одна шаманка когда-то сказала мне, что неприятную работу по дому – всяческое мытьё – можно превращать в работу метафизическую, этими же движениями не просто смывать жир с тарелочек, а мысленно чистить карму. Но я пробовала, это каторжный труд, лучше не браться. Я обожаю просто мыть посуду без всяких заморочек, она блестит и переливается, и тогда точно, я просто уверена, карма чистится. Ну, вот наконец-то тебя потеряла, это уже точно я – рассыпала кофе, сознание плывёт. Но это я, я рассыпала кофе, и это моё сознание плывёт, и ты не имеешь к этому никого отношения. Да, так ревностно я охраняю себя, свою самость, пусть малое, нелепоё, но моё. Пусть я в этом иногда замыкаюсь, задыхаюсь, но я не могу быть вечно твоей тенью и твоим эхом. В конце концов у меня есть собственное стремление к жизни и истине. Ну, и пошла нах…»

«Я про стихи…Между непонятных строчек связующим звеном – я, моя интонация, мой голос, он как будто бы может всё объяснить, весь сюр, весь абсурд, невнятность осветить изнутри, и она вдруг становится пронзительностью, пробирается в закрома сердца твоего, а там есть, есть чем поживиться, и она жрёт тебя моя невнятность, прогрызает в тебе дыры и уходит к себе, ибо ей мало, а ты остался с пробоинами, уже хлещет вода, а я только смеюсь: «Невнятно, да»?»

Не юли, эта осень прошла мимо нас,
Её краски одели других,
А ты хочешь доплыть и бросаешься в брас,
Баттерфляй или стили иных.
Не юли, нас отроют в апреле в снегу,
«Может быть, мне приехать» не говори,
Всё равно не смогу, не смогу, не смогу
Якорь свой не бросать у земли
Твоих ног и твоих фонарей,
Что согреют Арбат,
У меня нет знакомых и даже друзей,
Я Арбату не сестра и не брат.
Я надену лиловое, Бог мне простит,
И поеду на кладбище, там нынче концерт,
Ты закутайся в пьянство и простатит,
А усталость души запечатай в конверт.

«Вчера была на кладбище, там у нас Дом культуры авторской песни, ближний свет, никогда туда не езжу или чрезвычайно редко, даже забыла где ходит этот кольцевой маршрут восьмёрка-девятка. Поехала в центр, измучила прохожих, нашла остановку. Еду, сначала через весь город, а потом совсем по лесу, без фонарей, без никого, точно тьму таракань. Мальчик приехал московский, достаточно лестно мне его призентовали, но после первой песни я хотела всех задушить, выйти из зала и бежать домой – мелодий нет, инструментом не владеет, тексты плоские. Так начиналась наша любовь. А потом он спел «Автостоп», не так чтобы тексты выросли, но энергетика была мощная, и голос, из каких-то зажатых тисков на свободу вышел его голос, откуда-то явились и мелодии, и тексты стали объёмные, сильные и красивые. Конечно, седины в голове и мудрости не хватало, но бешеная юность тоже завораживает. В перерыве в курилке подарила ему «Бедного Йорика», так и сказала: «К Вашим слонам – мои тараканы». Это песня у него есть «Мои розовые слоны и твои тараканы». Я уехала на такси. Мальчик, конечно, плакал безутешно, читал мои стихи, потом рвал эти страницы в бешеном порыве и кричал: «Я – бездарность, вот как надо писать»! Потом танцевал индейский танец «Моя любовь», я тогда уже засыпала и чуть не упала с кровати от прилива молодой необузданной его энергии».

Он забрал её в Москву. Москва сожрала её, растоптала в пыль.
Все мы похожи. Все мы похожи своей сединой. Преследует меня один покойник. Жестокие мысли сегодня. Уходя уходи. Но ведь мёртвые без живых - ничто. Виновны ли мы в своей смерти? Почему Анатолий Иванович ушёл? Переехал в Москву и умер. Что там случилось? Говорят, есть кадры, где он на даче у Евтушенко. Стошнило его что ли от тамошней жизни?
И вот опять кивнула мне вечность. Седой вдумчивый редактор журнала.Не сразу поняла, что похож. Все мы похожи своей сединой.

Опубликовано:	24.08.2013 18:42
Просмотров:	2737
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Владимир Ильич Танин

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться