Эта Вселенная, что сочинил, реальнее настоящей,
я передвигаюсь по ней без водительских прав,
здесь мечту запускаю из неандертальской пращи,
и в долине памяти бродят меж трав
белые единороги в серебряных башмаках,
а Моцарт старый на скрипках стрекоз и младенец Бах
на фаготах шмелей здесь слагают фуги,
лещ на заре раздает оплеухи озеру и тишине,
и кентавру-создателю аплодирует, т. е. мне,
и я на закате рисую рассвет в глазах у подруги,
и спускается эхо с горы, чтоб глядеться в воду.
И, если Летучий Голландец в любую погоду
швартов отдает на моем подоконнике,
тираннозавров кормлю я крыжовником,
и, постучавшись в небо половником,
слышу - «А, это ты? Я сейчас!», если я
славлю крылья гусеницы и муравья,
если, глядя глазами, я вижу сердцем,
день за днем возвращаясь в детство,
и в пришествии неудачи
я плачУ, улыбаясь, не требуя сдачи,
и, не зная, ЧТО есть такое -
война, побеждаю без боя,
если глазницы луж полны облаками,
а птицы - бумажные оригами
«Yesterday», и «Let it be!» поют,
и Луны леденец-изумруд,
облизан сентиментальным Тигром, и вишни,
ей богу, не вру,
вишни растут на оленьих рогах,
а на рябинах – звезды,
это значит, что я не лишний,
целую жизнь пролетав в облаках,
нарисованных в детстве собою с утра,
помня про «завтра», и угадав «вчера»,
здесь по звездам могу читать,
без букваря, и мне запросто написать
то, что обычно не скажешь словами,
не разберешь на самой простой картинке.
С тяжеленными от грехов крылАми
вас сюда позову
на собственные поминки.
Просто я знаю, что "весь никогда не умру".
Разве что наяву!
В который раз у края смертного ложа -
рябина, кошка, кентавр и камень -
сброшу я человечью кожу
и все же, и все же
останусь с вами.
Амен!
