Тропикантный гибискус, губы – посуше Гоби…
Попугай-голодранец хохочет, долбясь о клетку.
Амазонку из крана глодает обрюзглый хоббит,
хоботистыми лапками-вафельные-салфетки-
мириады-морщинок тычась в коленки стенок.
Кран надрывно фырчит: «не насилуй-мя-умоляю».
Безсобачная дама, лёжа в постели (стерва),
то налево косит, то напра-вовкулакой лает.
Мандаринные корки по-мушьи грызут столовый
пото-лак, улыбаются луку под маринадом.
Прыгнув в обморок, лапкой бычки аккуратно ловит
комариха в укусах терпких парфума Прада.
Кот учёный, зубрилка рифм плотоядных импо..,
ищет цепь, изгваздав усы заграничным мылом.
За стеной раскладушка арпеджио тянет хрипло –
там, видать, батя Карло снова кого-то пилит.
Изумрудные ядра тары, «трусель» забытый
неизвестной особы Мэ, шапоклячьи патлы
парика, одинокий пельмень на сахаро-плитке,
«лось сохатый» – настенное граффити из помады,
презентованный сборник «with love from твоя Гаврила»,
телефон, голосящий гимном сэсэсээра,
на щеке – не понять – метка божья, засос вампира,
странный дух не то гари, не то заземлённой серы…
Амазонка мелеет в кране. Проклятый вечер
запоздало снимает голову по-английски.
И, понуро гладя лэптоп, приодетый в кетчуп,
муза шепчет: «Сегодня в Гоби цветёт гибискус…»
