Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
В кромешной тьме Любви ни зги. Ни огонька.
Как пляски гордости пустой изломанны и страшны!
К тебе протянута моя молящая рука,
Что заварила на беде прощанья кашу.
Чай травяной отравит горе-лебеда.
На старой чашке расползлись корявые щербинки.
И след укуса боли как стигмата на губах.
Распалось целое на злые половинки.
