Гуру

TheTrumpeter

Гуру

Jazz always!



На главнуюОбратная связьКарта сайта
Сегодня
29 марта 2024 г.

Всегда будь готов высказать то, что у тебя на уме, и негодяй будет избегать тебя

(Уильям Блейк)

Все произведения автора

Все произведения   Избранное - Серебро   Избранное - Золото   Хоккура


К списку произведений автора

Поэзия

Бабочки в глазнице (Журнальный вариант)

Aguirre

Облепят бабочки лицо
и руки мне, и плечи.
От этой нежности в концов
конце лечиться нечем.

Река течёт под головой
печального отряда.
А по ночам собачий вой
стоит над Эльдорадо.

И, всё на свете перепев,
протяжно будут литься
дожди на мой и божий гнев,
на бабочек в глазнице.








Идальго

Шпага сдана. Пусть напишет историк
в книжке своей, полной правды и бреда, –
воздух Провинций прохладен и горек,
копья прямые, горящая Бреда,

но – сифилитику, пьяни, солдату –
слушать всю ночь завыванья соседа.
Мне, пожимавшему руку, как брату,
буйному, нежному дону Кеведо,

чувствовать вонь провалившимся носом.
Пахнет нарциссами ночь и беседа,
как мы под Бредой болели поносом,
как нелегко нам досталась победа.

Сладкие запахи скорбной больницы.
Кожа – и жвалы её короеда.
Я забываю знакомые лица.
Кто был со мной? Не осталось и следа.

Койка плывёт – этот белый кораблик –
в сторону Бреды, в её Эльдорадо.
Сердце трепещет, как пойманный зяблик –
в чёрных цыганских руках конокрада.

Синие мухи и адские муки –
копья над Бредой окупят с лихвою.
Зяблика выпустят нищие руки –
петь до забвенья – в сосновую хвою.









Простая музыка

Целовало в каменные губы
колокольни – небо надо мной.
Облаков пророческих керубы
проходили верхней стороной.

Проходили югом и востоком –
над степной травою речь вели
на своём – прекрасном и жестоком –
о далёкой юности земли.

И качалось маленькое древо
в чистом поле, ветками шурша.
Выходила утром в поле Ева,
покидая сумрак шалаша.

Дерево шумело, словно птица,
било в землю сломанным крылом.
Евины тяжёлые ресницы
согревали день своим теплом.

На реке гудели пароходы,
степняки, оскалясь, пронеслись,
каменные бабы и народы
в ковыле подветренном паслись.

Мельница махала, не взлетая,
крыльями, скрипели жернова.
И ложилась музыка простая
времени на вечные слова.








Царь

Когда над чайной чашкою склонясь,
он в глубину её глядит устало,
не вызывает небо ли на связь –
ночное небо – Ашшурбанипала?

Мигают звёзды – "Грозный властелин!
Мы здесь уже. Мы кланяемся низко."
Чернеет чай черней, чем гуталин,
бледней белков столичная сосиска.

Дрожит рука. Как деревце дрожит.
Горячий чай. Глоточки небольшие.
Мигают звёзды. В космосе лежит
покрытая песками Ниневия.

Взгляд за витрину – уличный кисель.
Снег чуть рыжей, чем волосы хабиру.
Чуть обеднев, монарх вселенной всей,
из чайной выйдя, едет на квартиру.









Грета З-а

- Что вам сыграть? – Ну, сыграйте нам Грёзы.
Так господа попросили сестру.
Грета, играй. А жучиные слёзы
я насекомою лапкой сотру.

Осень болезни разносит в охапке,
утром проснёшься, глядишь – опоздал,
видишь – шевелятся тонкие лапки,
знаешь – уже не успеть на вокзал.

Дальше – вообще всё куда-то пропало,
вечер всё время, дожди и туман.
Чтобы меня ты вдруг не увидала, –
слыша шаги, заползу под диван.

Страшно, что ты остаёшься одною,
страшен отец – одинокий старик,
мать задыхается. Кто здесь виною?
Кто выползает и – слышится вскрик?

Дождь и туман. Хорошо, что немного
вам удалось для такого сберечь.
Дождь, и опять бесконечна дорога –
бегать по стенкам, умаяться, лечь,

и услыхать, что играешь в гостиной
ты, и заходишь ко мне, и, кладя
тонкую руку на панцирь хитинный...
Всё состоит из тебя и дождя.









Люди

-1-

Im Westen nichts Neues


"и веки разъедало дымом,
конечно, только им, до слез"
Т. Кр.

Облако в небе идёт кораблём.
Ранний торжественный час.
Если сегодня мы вас не убьём,
думайте завтра про нас.

Я понимаю, что вам нелегко –
кровь и говнище и вши.
Но если можно стрелять в молоко,
в сердце стрелять не спеши.

В поле – пшеница, глаза васильков.
Осенью всё загниёт.
Жарко с утра. Но "чилийских" штыков
вряд ли расплавится лёд.

Я достаю из штанов карандаш.
Если я буду убит,
может быть, ты ей письмо передашь,
добрый француз или бритт.

Девка хорошая – кровь с молоком,
пела в церковном хору.
Жаль мне, что с нею ты не был знаком
раньше, чем я здесь помру.

Многого жаль мне – пшеницу, цветы,
облако над головой.
Жаль, что, наверно, мне встретишься ты
в следующей штыковой.

-2-

Billiger Fick

Выхожу одна я на дорогу –
гололёд, и холод впереди.
Накопилась скверна понемногу
у меня в простуженной груди.

Я надела шляпку, тканной розы
лепестков чуть слышен аромат.
А вокруг одни туберкулёзы
по делам копеечным спешат.

Нечего мне делать возле банка,
постою у церкви на углу.
Унесла супружницу испанка –
я вдовцу забыться помогу.

Он проснётся. Не узнает сразу.
Побледнеет, тень её крестя.
Но зато любовную заразу
не найдёт неделею спустя.

-3-

Небесные

В сумерках районная столовка.
Тёплый кофе, сладкий маргарин,
пахнет рыбой, варится перловка,
вытекает желтизна витрин.

Мужики в замасленном и мятом,
грузчики, рабочие в порту,
люди с настоящим ароматом
здесь подносят стопочку ко рту.

Байрон, выбирающий натуру
для стихов про духов мятежа,
заходи! Гляди на клиентуру –
вот она сидит и ест с ножа.

Кадыки торчат из-под щетины.
Это впрямь – мятежный страшный сброд,
то ли рыбаки из Палестины,
то ли гладиаторы. Но вот –

закусили сладкую, рыгнули,
и пошли на выход не спеша,
реплики теряя в общем гуле,
сложенными крыльями шурша.

-4-

Сельский клуб, танцы, 1946

Е. Ч.

В сельском клубе музыка и танцы,
и, от первача слегка хмельны,
приглашают девушек спартанцы –
юноши, пришедшие с войны.

Женское встревоженное лоно,
паренька корявая рука –
и течёт из горла патефона
вечности горячая река.

Пахнет от спартанцев спелой рожью.
Звёзды нависают над рекой.
Женщины – не справиться им с дрожью.
Паренькам – с голодною рукой.

Прижимают женщин, женщин гладят.
Мирный год – он первый, вот он – тут.
У спартанских юношей во взгляде
ирисы сибирские цветут.

Музыка играет. Дым струится.
И дрожат в махорочных дымках
рядовых классические лица,
васильки наколок на руках.








Лебединая ночь

Наташе

Я ведь уже не тот,
переменилось тесто.
Горек твой нежный рот,
белая ночь-невеста.
Музыкою одной
ты для меня одета.
.............................
Долго не будь вдовой,
белая ночь-Одетта.








Наташе, откуда-то с Балтики, 1625-2020

Замерзаю. Замерзаю, слышишь?
Звуком "шэ" корябаю стихи.
Жду, когда, мой ангел, ты подышишь –
и согреешь веки и грехи.

Нет меня на свете безбилетней –
не услышу музыку в раю.
Как наёмник на Тридцатилетней,
замерзая, песенки пою.

Может, отогреюсь. Будет лето.
А пока дыши, целуй, дыши
на руки работника мушкета,
в смысле – потрошителя души.









Пассажиры третьего класса

Наташе

Губы, обдуваемые ветром,
прядки непослушные волос,
или бриолин под светлым фетром.
Хорошо и весело – сбылось!

Чайки пролетают над кормою
и летят над чёрною волной.
Я тебя от холода укрою
одеялом матушки родной.

Крепко спи под звуки пьяной драчки,
сердце от волнений береги.
Долго добирались мы, от качки
под глазами тёмные круги.

Музыка в порту играет громко,
заглушает вопли, песни, смех.
Есть для навернувшихся соломка,
есть одна Америка на всех.

Спи, родная. Запах сладкой прели,
наш провинциальный запашок
вырвем в атлантическом апреле
из сердец – под самый корешок.

Спи спокойно, сизая голубка,
спи, малыш, во сне не бормочи
что-то непонятное о шлюпках,
плаче, криках, ужасе в ночи.









Три сестры

Я из города ехал на старом такси –
это то, что я помню о годе.
Да, ещё – благодарен, рахмат, grand merci,
золотистой осенней погоде.

Мой попутчик куда-то на сопки смотрел
так, как смотрят на всё напоследок.
Он из города ехал, в котором имел
трёх сестёр – трёх весёлых соседок.

Ну а я всё пролистывал новый журнал –
то Дальстрой в нём мелькал, то Мещёра.
Я недавно одну из сестёр возжелал
в плеске выпивки и разговора.

А она мне сказала, что я её брат,
и все трое налили за брата –
за того, кто однажды отчалил в Герат
и уже не придёт из Герата.

Та, которая... Та, от которой дрожа...
В общем, та, о которой я плачу...
Я её обнимал на правах миража,
обнимал, понимая, что значу.

Уезжая, в киоске журнальчик купил
с перестроечной прозою года
про того, кто своё до конца оттрубил,
про врагов ВКП и народа.

Мчалась "Волга" сквозь радостный солнечный свет,
сеял дождик, открылась страница,
и открылся рассказик про тех, кого нет,
и про их загорелые лица.

Я не помню его. Он таким же, как все,
был тогда – мол, слегли не за дело.
Дождик сеял. Темнело и мокло шоссе.
И сестра, прижимаясь, жалела.









Колыбельная для лошадки

Степное маленькое горе,
лошадка, плачь, ложись в траву
с огромным знанием во взоре
и сновиденьем наяву.

Тебе вольётся прямо в ухо
экклезиаста горький мёд.
А после чёрная старуха
в полыни кости подберёт.

А после – ветер, и втыкая
в гортани палец ледяной,
он воет – дербиш – потакая
работе древней и родной.

Старик – морщинистей, чем лица
далёких гор, достав бычак,
под лампой сядет. Кобылица
воскреснет, чётками брянча.

Скача и прядая ушами,
склоняясь мордою туда,
где люлька, где над малышами
восходит синяя звезда.








Прощание с Катериной

Здравствуй, Катерина. Ночь сгустилась.
Волки воют. Подпевают псы.
Это мне прощание приснилось
с девушкой невиданной красы.

Надо мной темнеет небо ваше.
Пьёт колдун болотное вино.
Отчего он так велик и страшен?
Отчего мне это всё равно?

Отчего готова мне могила,
отчего ложиться мне в неё?
Над могилой Бурульбаш Данило
песню малорусскую споёт,

и пойдут по небу, словно кони,
вороною ночью облака.
Так строги святые на иконе,
что не поднимается рука,

не кладётся крест, не держат ноги.
И спустя не знаю сколько лун
пыль клубится на большой дороге,
кровь кипит, мерещится колдун.









Sine qua

На исходе мая-месяца –
то ли Волхов, то ль Чита –
то ли хочется повеситься,
то ли книжку почитать.

У крыльца трава щетинится.
Тихо-тихо спит она.
Открывается гостиница –
звезд бесчисленных полна.

Отступает многословие.
В кухне капает вода –
непременное условие
звезд, гостящих навсегда.








Живой

Руслану

Ещё одна долгая-долгая ночь
прошла, и церквушка пуста –
лишь я в ней, да панская спящая дочь,
да карие очи Христа.

Как выжил? – не знаю. И выжил ли впрямь?
Кричало на сто голосов
- Попробуй-ка, тьму эту переупрямь,
бродяга, юнец, филос`оф!

И, если ты смелый, в глаза посмотри
тому, что страшнее, чем ад!
Ну вот, ты увидел. А это – внутри.
Ты выжил? Ты выжил! Ты рад?

И в спящей вселенной поют петухи.
И страшен их яростный крик,
что выжил сегодня, и пишет стихи
о том, что он выжил, старик.


Опубликовано:06.02.2020 14:28
Просмотров:1497
Рейтинг..:126     Посмотреть
Комментариев:3
Добавили в Избранное:1
11.02.2020  SamarkandA

Ваши комментарии

 07.02.2020 18:36   petrovich  
Лучше выкладывать по одному-по два, мне кажется.
 07.02.2020 23:11   TheTrumpeter  Спасибо. Мне всё же кажется, что и в качестве подборки это читабельно. Даже если не вызывает у Вас ничего, кроме рекомендации походу.

Вы ведь умный и тонкий человек, Андрей. Перед Вами ли мне делать вид, что я немного задет и чуть-чуть обижен. Делать вид, что - всего-то - немного и чуть-чуть? Вы ли этого не понимаете?

Чтобы не делать вида, что немного, сделаю вид, что художнику не обязательно понимать другой вид искусства.

 09.02.2020 10:00   Volcha  
бабочки у меня лично ни с чем приятным не ассоциируются, и бабочки в глазницах - прям бррр)) это не ругань текста, а образы, которые связаны с пауками как ни странно, сорри)) думаю, что автор и добивался сильных, бьющих под дых эмоций, так как и остальные тексты не благостные
 16.02.2020 07:29   TheTrumpeter  Ты права, так и есть - хотелось написать о жутком. Ты это и прочла. Спасибо!

 10.02.2020 00:49   marko  
Что по мне - так вполне себе цельное произведение. Когда-то был такой поэтический формат - поэма. Мне кажется, что вот эти популярные ныне подборки суть те же поэмы, просто под другим именем. Ну... как лайфхаки вместо советов. И все равно, даже из самых удачных и цельных по композиции и содержанию подборок на душу ложится один-два фрагмента. Мне вот легло Прощание с Катериной, парадоксальным образом открывающееся словом "здравствуй".

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Поиск по сайту
Приветы