|

Мужчина — тайна для женщины, а женщина — для мужчины. Если бы этого не было, то это значило бы, что природа напрасно затратила силы, отделив их друг от друга (Рабиндранат Тагор)
Анонсы
21.03.2013 Шорт-лист недели 21–28.12.2012: Просто хочется небо поймать и спрятать...Наше второе «я» — это наш внутренний цензор, иногда и внутренний тормоз, это наш внутренний ребенок, а, порой, и самый беспощадный судья... 
СТИХОТВОРЕНИЕ НЕДЕЛИ 21–28.12.2012:
(Номинатор: ole)
(4: pesnya, nata, tamika25, ole)
(5: Volcha, marko, white-snow, Sarah, SukinKot)
одна дурочка постоянно писала письма
и никуда их не отправляла, а потом вдруг
решила отправить, но забыла кому и куда
собиралась отправлять
Если все мои письма сложить в конверт, то конверт нужен самый большой на свете.
Мне конверт бы отправить теперь наверх, там его обязательно кто-то встретит,
Разорвет, удивится, и даст прочесть остальным обитателям верхней фазы.
Наверху, я уверена, кто-то есть, жаль, что письма доходят туда не сразу.
Закрываю себя на большой замок, заставляю вообще ни о чем не думать,
И пишу, а письмо неплохой предлог, рассказать-повиниться кому-то. В сумме
Нас таких, повинившихся, ровно две: я и та, что внутри иногда смеется,
И она замечательный человек, человек над которым восходит солнце,
Человек, у которого дом сгорел, у которого, где-то семья большая.
Вот и делим с ней тело на сотни тел, а душа на двоих иногда мешает.
Иногда и ругаться — ни сил, ни слов, просто хочется небо поймать и спрятать.
У меня — тишина, у нее — любовь, у нее — тишина, у меня — зарплата.
Все равно, что прилюдно снимать белье — эти письма, игра в пожалей — а нефиг.
Мне бы выпить, она никогда не пьет, у нее есть в запасе надежный берег,
На который однажды сойдет она, и останется ждать свой волшебный катер,
У меня без нее будет... ни-хре-на, вот и все и, пожалуй, на этом хватит.
tamika25: К стихам Бухты я уже давно питаю некоторую слабость. Ибо это то, что нужно моей растрепанной душе, моим расшатанным нервам и даже моей плохой погоде... Я не умею, не могу объяснить, почему мне нравятся ее стихи — это, наверное, так же, как объяснить, за что мы любим самых дорогих людей. Мы их любим не за что-то, а потому, что они есть. Просто есть, рядом с нами, в сердце, в душе, а хотя бы, порой, и в печенках (улыбаюсь). Стихотворение «Безумь и я» — это как бы взгляд в саму себя, внутрь, где находится второе «я», которое живет своей свободной жизнью, которое не лишено ничего человеческого, которое умеет любить, радоваться со всей полнотой, у которого нет предела совершенству, и есть всё, чем живет и что чувствует ЛГ. Это второе «я» помогает первому преодолевать мыслимые и немыслимые жизненные преграды, потому что это и есть сущность самой ЛГ, о чем и сказано в финале стихотворения: «У меня без нее будет... ни-хре-на». Наше второе «я» — это наш внутренний цензор, иногда и внутренний тормоз, это наш внутренний ребенок, а, порой, и самый беспощадный судья. Вот так я поняла это стихотворение, которое с удовольствием перечитываю и нахожу в нем для себя много интересных и удивительных вещей...

ФИНАЛИСТЫ НЕДЕЛИ 21–28.12.2012:
(Номинатор: Rosa)
(4: Rosa, LunnayaZhelch, Mouette, Helmi)
(3: MitinVladimir, buhta, natasha)
tamika25: Стихотворение, написанное в формате прозы, прочиталось мной легко и свободно. Но, в одном месте, я все же споткнулась. Нет, с ритмом и рифмами все в порядке. А вот слово «миндерла» сбило с толку. Если это название населенного пункта в Красноярском крае, то почему с маленькой буквы? Если это имя нарицательное, то каковы путь и смысл его происхождения? Лично я вижу это слово первый раз в жизни. Может, это я недалекая, не знаю. Но, так вот получилось. И еще: «про него ж» — по-моему, «ж» лишнее. А если на слух, то «негож» получается. Во, интересно как. А в остальном, как по мне, стих очень хорош, замечательно переданы ощущения автора письма (судя по стилю изложения, это письмо), восприятие природы, восхищение ее широтой, живительной силой и стремление поделиться этим великолепием с адресатом. И, думаю, каждый из нас, кто прочитал это стихотворение, несомненно почувствовал себя этим адресатом...
(Номинатор: MitinVladimir)
(3: natasha, MitinVladimir, yaguapard)
tamika25: Тема стихотворения не нова, но раскрыта своеобразно, не без авторской изюминки. Короткими фразами, будто штрихами, нарисована безрадостная картина, где двое расходятся и, видимо, навсегда. И не хочется расставаться врагами («миру — мир»), и мир не перевернулся («на ветке птица», «Все привычно. Все спокойно»). Но за каждым этим псевдо-оптимистическим штрихом чувствуется горечь потери того хорошего, что было когда-то пережито с этим человеком. ЛГ напрасно уговаривает себя и окружающих, что не произошло ничего страшного. А ведь сколько всего перечеркнуто: это и совместные радости и печали, это и милые мелочи, которые будят целый пласт счастливых воспоминаний, это и мечты о совместном будущем. «Было славно. Стало больно». Все стало вверх тормашками. Даже чайник, и тот, просит чаю, вместо того, чтобы его как бы предложить. В финале Роза немного изменила своему стилю и допустила общее утверждение, причем, несколько спорное и слегка заштампованное «Не бывает жизнь беспечной», чем немного смазала концовку. Но последняя фраза все же «выправила» положение и достойно завершила стих. Все закончилось, теперь каждый — сам по себе. И за такси — тоже каждый сам...
(Номинатор: white-snow)
(3: SukinKot, Sarah, white-snow)
tamika25: В каждом из нас живет ребенок, который иногда напоминает о себе, и мы начинаем бузить, бросаться подушками или бегать вокруг елок в зимнем парке. А набегавшись, захватываем горсть снега из сугроба и начинаем есть. Бывает? Конечно! Но, поев снега, мы вдруг загрустим, вспомнив о том, что мы уже далеко не дети, мы отягощены заботами, проблемами, у нас самих дети и куча разных обязанностей. Но снег, этот комок пушистой воды все такой же вкусный, пахнущий озоном, хоть на мгновение, да возвратит нас в те далекие, давние времена детства... Вот такие мысли, сбивая друг друга, прошелестели в моей голове, когда я прочитала стихотворение «Я ела снег». В который раз восхитилась умением Бухты затронуть самые тонкие и дорогие струнки души, светло погрустить и найти благодарный и нежный отзвук в моем сердце. И не только в моем...
(Номинатор: MitinVladimir)
(2: buhta, Gulliver)
tamika25: Мне почему-то показалось, что эта колыбельная предназначена ребенку как бы на вырост. Сейчас, пока он маленький, он будет слышать интонации, будет чувствовать нежность и любовь, для него будет важен не смысл слов, а звуковые переливы и особая успокаивающая мелодия. А сами слова этой колыбельной пока будут важны для того, кто ее исполняет, для мамы... Каждая колыбельная — это надежда матери на счастливое будущее ребенка, это напутствие быть сильным и суметь преодолеть трудности. Это любование и своеобразный оберег. У Сары в стихотворении это все есть. В описании провинциального городского пейзажа можно заметить между строчками материнскую тревогу (высокая смертность, ловушки для быстрых машин). И дальше — все так же в явной или слегка завуалированной форме идет по установившимся веками канонам колыбельных:
Если верить звезде, еженощно
висящей над домом,
Ты когда-нибудь выйдешь на снег
Совершенно большим.
А пока — засыпай, никаких,
понимаешь, вопросов.
Твой корабль, твой маяк, твой
причал заждались темноты.
И приснится тебе Старый Крым,
и в садах — абрикосов
Бело-розовых... розовых? Белых?
живые цветы.
Если я что-то не так поняла — поправьте меня. Но я увидела стих Сары именно так.
ОСТАЛОСЬ В ИСТОРИИ:
(Номинатор: HedgeHog)
tamika25: Уже много раз я писала рецензии на Фиалкины стихи, и каждый раз отмечала ее удивительную образность, умение словами писать картины из жизни, вырисовывать такие детали, которые освещают тему как бы в двух аспектах: в макромире и микромире. Удивительное переплетение этих миров и притягивает читателя, невольно, к стихам Фиалки. Как я уже раньше отмечала, ее стихи нельзя читать быстро, на одном дыхании. В эти поэтические волны надо погружаться плавно, постепенно. И выходить из них уже обновленными, напитанными аурой Фиалковых метафор, с чувством познания каких-то доселе неведомых истин... Я не буду рассказывать, что поняла я, прочитав стихотворение «Ночь троесловия». Ибо есть еще одна особенность стихов этого автора: каждый понимает их по-своему. Главное, научиться их понимать. У меня это уже получается. И я с удовольствием читаю Фиалкины стихи. Хоть она и называет их бредом (улыбаюсь).
СТАТИСТИКА НЕДЕЛИ: 21–28.12.2012:
Номинировано: 6
Прошло в Шорт-лист: 5
Шорт-вумен: buhta
Чудо-лоцман: ole
Голосивших: 16 (+8)
Чадский: tamika25
ВПЕЧАТЛИЛО:
В бухте Сара стоит на стульчике и поет колыбельну, а бухта голосит:
Sarah. Типа колыбельная (buhta)
Пока мой спиногрыз малОй, который в восторге от Сариной колыбельной — спит сладко, проголосую быстренько:
Rosa. Миру — мир, на ветке птица
А вот, когда он проснется — не знаю, как буду с ним объясняться?.. (MitinVladimir)
Автор: tamika25
Читайте в этом же разделе: 20.03.2013 Жаром стынет кровь. Итоги турнира № 34 04.03.2013 Итоги «OtvertkaFest-2012» 21.02.2013 Шорт-лист недели 14–21.12.2012: Разлетевшись по-птичьему... 17.02.2013 Итоги конкурса обороток «Продолжение — следует!» 17.02.2013 Неласковой зимы больные дети. Итоги турнира № 33
К списку
Комментарии
| 21.03.2013 08:49 | Rosa Тамила, ты - ЧЕЛОВЕК | | | 21.03.2013 16:37 | MitinVladimir ага, с ДУШОЙ! | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Царь Дакии,
Господень бич,
Аттила, -
Предшественник Железного Хромца,
Рождённого седым,
С кровавым сгустком
В ладони детской, -
Поводырь убийц,
Кормивший смертью с острия меча
Растерзанный и падший мир,
Работник,
Оравший твердь копьём,
Дикарь,
С петель сорвавший дверь Европы, -
Был уродец.
Большеголовый,
Щуплый, как дитя,
Он походил на карлика –
И копоть
Изрубленной мечами смуглоты
На шишковатом лбу его лежала.
Жёг взгляд его, как греческий огонь,
Рыжели волосы его, как ворох
Изломанных орлиных перьев.
Мир
В его ладони детской был, как птица,
Как воробей,
Которого вольна,
Играя, задушить рука ребёнка.
Водоворот его орды крутил
Тьму человечьих щеп,
Всю сволочь мира:
Германец – увалень,
Проныра – беглый раб,
Грек-ренегат, порочный и лукавый,
Косой монгол и вороватый скиф
Кладь громоздили на его телеги.
Костры шипели.
Женщины бранились.
В навозе дети пачкали зады.
Ослы рыдали.
На горбах верблюжьих,
Бродя, скикасало в бурдюках вино.
Косматые лошадки в тороках
Едва тащили, оступаясь, всю
Монастырей разграбленную святость.
Вонючий мул в очёсках гривы нёс
Бесценные закладки папских библий,
И по пути колол ему бока
Украденным клейнодом –
Царским скиптром
Хромой дикарь,
Свою дурную хворь
Одетым в рубища патрицианкам
Даривший снисходительно...
Орда
Шла в золоте,
На кладах почивала!
Один Аттила – голову во сне
Покоил на простой луке сидельной,
Был целомудр,
Пил только воду,
Ел
Отвар ячменный в деревянной чаше.
Он лишь один – диковинный урод –
Не понимал, как хмель врачует сердце,
Как мучит женская любовь,
Как страсть
Сухим морозом тело сотрясает.
Косматый волхв славянский говорил,
Что глядя в зеркало меча, -
Аттила
Провидит будущее,
Тайный смысл
Безмерного течения на Запад
Азийских толп...
И впрямь, Аттила знал
Свою судьбу – водителя народов.
Зажавший плоть в железном кулаке,
В поту ходивший с лейкою кровавой
Над пажитью костей и черепов,
Садовник бед, он жил для урожая,
Собрать который внукам суждено!
Кто знает – где Аттила повстречал
Прелестную парфянскую царевну?
Неведомо!
Кто знает – какова
Она была?
Бог весть.
Но посетило
Аттилу чувство,
И свила любовь
Своё гнездо в его дремучем сердце.
В бревенчатом дубовом терему
Играли свадьбу.
На столах дубовых
Дымилась снедь.
Дубовых скамей ряд
Под грузом ляжек каменных ломился.
Пыланьем факелов,
Мерцаньем плошек
Был озарён тот сумрачный чертог.
Свет ударял в сарматские щиты,
Блуждал в мечах, перекрестивших стены,
Лизал ножи...
Кабанья голова,
На пир ощерясь мёртвыми клыками,
Венчала стол,
И голуби в меду
Дразнили нежностью неизречённой!
Уже скамейки рушились,
Уже
Ребрастый пёс,
Пинаемый ногами,
Лизал блевоту с деревянных ртов
Давно бесчувственных, как брёвна, пьяниц.
Сброд пировал.
Тут колотил шута
Воловьей костью варвар низколобый,
Там хохотал, зажмурив очи, гунн,
Багроволикий и рыжебородый,
Блаженно запустивший пятерню
В копну волос свалявшихся и вшивых.
Звучала брань.
Гудели днища бубнов,
Стонали домбры.
Детским альтом пел
Седой кастрат, бежавший из капеллы.
И длился пир...
А над бесчинством пира,
Над дикой свадьбой,
Очумев в дыму,
Меж закопчённых стен чертога
Летал, на цепь посаженный, орёл –
Полуслепой, встревоженный, тяжёлый.
Он факелы горящие сшибал
Отяжелевшими в плену крылами,
И в лужах гасли уголья, шипя,
И бражников огарки обжигали,
И сброд рычал,
И тень орлиных крыл,
Как тень беды, носилась по чертогу!..
Средь буйства сборища
На грубом троне
Звездой сиял чудовищный жених.
Впервые в жизни сбросив плащ верблюжий
С широких плеч солдата, - он надел
И бронзовые серьги и железный
Венец царя.
Впервые в жизни он
У смуглой кисти застегнул широкий
Серебряный браслет
И в первый раз
Застёжек золочённые жуки
Его хитон пурпуровый пятнали.
Он кубками вливал в себя вино
И мясо жирное терзал руками.
Был потен лоб его.
С блестящих губ
Вдоль подбородка жир бараний стылый,
Белея, тёк на бороду его.
Как у совы полночной,
Округлились
Его, вином налитые глаза.
Его икота била.
Молотками
Гвоздил его железные виски
Всесильный хмель.
В текучих смерчах – чёрных
И пламенных –
Плыл перед ним чертог.
Сквозь черноту и пламя проступали
В глазах подобья шаткие вещей
И рушились в бездонные провалы.
Хмель клал его плашмя,
Хмель наливал
Железом руки,
Темнотой – глазницы,
Но с каменным упрямством дикаря,
Которым он создал себя,
Которым
В долгих битвах изводил врагов,
Дикарь борол и в этом ратоборстве:
Поверженный,
Он поднимался вновь,
Пил, хохотал, и ел, и сквернословил!
Так веселился он.
Казалось, весь
Он хочет выплеснуть себя, как чашу.
Казалось, что единым духом – всю
Он хочет выпить жизнь свою.
Казалось,
Всю мощь души,
Всю тела чистоту
Аттила хочет расточить в разгуле!
Когда ж, шатаясь,
Весь побагровев,
Весь потрясаем диким вожделеньем,
Ступил Аттила на ночной порог
Невесты сокровенного покоя, -
Не кончив песни, замолчал кастрат,
Утихли домбры,
Смолкли крики пира,
И тот порог посыпали пшеном...
Любовь!
Ты дверь, куда мы все стучим,
Путь в то гнездо, где девять кратких лун
Мы, прислонив колени к подбородку,
Блаженно ощущаем бытие,
Ещё не отягчённое сознаньем!..
Ночь шла.
Как вдруг
Из брачного чертога
К пирующим донёсся женский вопль...
Валя столы,
Гудя пчелиным роем,
Толпою свадьба ринулась туда,
Взломала дверь и замерла у входа:
Мерцал ночник.
У ложа на ковре,
Закинув голову, лежал Аттила.
Он умирал.
Икая и хрипя,
Он скрёб ковёр и поводил ногами,
Как бы отталкивая смерть.
Зрачки
Остеклкневшие свои уставя
На ком-то зримом одному ему,
Он коченел,
Мертвел и ужасался.
И если бы все полчища его,
Звеня мечами, кинулись на помощь
К нему,
И плотно б сдвинули щиты,
И копьями б его загородили, -
Раздвинув копья,
Разведя щиты,
Прошёл бы среди них его противник,
За шиворот поднял бы дикаря,
Поставил бы на страшный поединок
И поборол бы вновь...
Так он лежал,
Весь расточённый,
Весь опустошённый
И двигал шеей,
Как бы удивлён,
Что руки смерти
Крепче рук Аттилы.
Так сердца взрывчатая полнота
Разорвала воловью оболочку –
И он погиб,
И женщина была
В его пути тем камнем, о который
Споткнулась жизнь его на всём скаку!
Мерцал ночник,
И девушка в углу,
Стуча зубами,
Молча содрогалась.
Как спирт и сахар, тёк в окно рассвет,
Кричал петух.
И выпитая чаша
У ног вождя валялась на полу,
И сам он был – как выпитая чаша.
Тогда была отведена река,
Кремнистое и гальчатое русло
Обнажено лопатами, -
И в нём
Была рабами вырыта могила.
Волы в ярмах, украшенных цветами,
Торжественно везли один в другом –
Гроб золотой, серебряный и медный.
И в третьем –
Самом маленьком гробу –
Уродливый,
Немой,
Большеголовый
Покоился невиданный мертвец.
Сыграли тризну, и вождя зарыли.
Разравнивая холм,
Над ним прошли
Бесчисленные полчища азийцев,
Реку вернули в прежнее русло,
Рабов зарезали
И скрылись в степи.
И чёрная
Властительная ночь,
В оправе грубых северных созвездий,
Осела крепким
Угольным пластом,
Крылом совы простёрлась над могилой.
1933, 1940
|
|