Совесть исключительно хорошо воспитана и вскоре перестает обращаться к тем, кто не желает её слушать
(Сэмюэл Батлер)

Шкатулка

21.05.2009

Первая четверть

Двадцать пять — забавный возраст. Наверное, даже восемнадцатилетие не так запоминается, как 25. Есть стереотип, что человек прожив четверть века должен состояться, стать солидным и серьезным. Все это, конечно, вздор, но многие клюют на эту удочку и в свои двадцать пять плачут об ушедшей юности. Но, — подозреваю, автор не случайно вспомнил Андрея Болконского — жизнь не кончена ни в 25, ни в 31(*), ни в 75, ни позже. Жизнь, вообще, слишком сложная штука, чтобы ее измерять годами.

И все-таки двадцать пять — своего рода рубеж. Молодому человеку есть из чего выбирать. На одной чаше весов «карьера, дом, машина, мебель…» — иными словами, обычная наша суета, бег по кругу. На другой — сладкая перспектива «быть никем и быть нигде», «лежать, впадая в небеса». Причем, герою стихотворения явно по душе второе. Тут невольно вспоминаются Штольц и Обломов. Но не будем обвинять автора в симпатии к обломовщине. Ведь доброму и романтичному, но безвольному Обломову не хватало именно стержня, который держит героя стихотворения, не позволяя ни улететь, ни опуститься.