Безмерное самолюбие и самомнение не есть признак чувства собственного достоинства
(Федор Достоевский)
Книгосфера
30.04.2010
Авраменко опять ушел из дома
Самые важные перемены, определившие их судьбу и мировоззрение, случились с ними в те времена, когда они уходили из дома...
Геннадий Авраменко. Уходили из дома. Дневник хиппи. — Астрель, 2010 г. — 352 с.
Известный светский фотограф, колумнист «МК-бульвар» был в начале девяностых самым настоящим хиппи и, разумеется, жил так, как подобает настоящему хиппи: носил длинные волосы и передвигался исключительно автостопом. Роман «Уходили из дома» — это ностальгический дневник, охватывающий полгода и две недели из жизни 18-летнего Ринго Зеленоградского, который в 1992-м путешествует по России, Литве, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, долго живет в Крыму, на загадочной горе Мангуп, хранящей древнюю силу. Его гонит в путь желание найти «нового себя, новый дом, любовь, треклятый смысл жизни», и оно же заставляет возвращаться — к городам, горам, морям. И к людям. Потому что стержень романа — люди. Все они стали успешными режиссерами, художниками, журналистами, фотографами, но самые важные перемены, определившие их судьбу и мировоззрение, случились с ними в те времена, когда они уходили из дома.
Да, 18-летний Ринго Зеленоградский из 1992 года и нынешний преуспевающий репортер желтого изданьица могут быть совершенно разными личностями, однако в данном случае реальный, предельно откровенный дневник 18-летнего хиппи всего лишь подвергнут литературной редакции. Слишком многое выдает реакции именно 18-летнего, со всеми минусами и плюсами.
Поскольку такой же автостопный образ жизни вели тогда множество рок-музыкантов (Умка ведет его и сегодня), многие нюансы путешествий, описанные в книге Авраменко, имеют вполне исторический интерес. А пребывание героя в крымских пещерах на Мангупе еще и почти этнографическую ценность, учитывая сегодняшнее положение дел на уникальных памятниках.
Возможно, книга-дневник станет довольно неприятным зеркалом для многих бывших и нынешних хиппи. Например, воровская сторона быта хиппи автором выписана максимально реалистично — хиппи воруют везде и всегда, относительным табу является воровать у «своих». Взаимосвязь воровского, в сущности, образа жизни отечественных хиппи и весьма распространенного в этой среде воровского сленга остается до сих пор малоисследованной областью социума. При этом автор не забывает о возвышенных идеалах хиппи, и в рассказах живописует разницу между интеллигентными хиппи и бандитами-гопниками.
Авраменко ценен именно живой непосредственностью описания текущих событий. Многие герои тех лет либо ушли из жизни, либо страдают провалами в памяти. Книги же и мемуары почти никто не пишет. Отчасти его рассказы страдают естественными возрастными преувеличениями: его героя никто не может избить, он героически бьется со всеми гопниками и даже спасает своих многочисленных «герлушек», — но это только доказывает естественную природу и правдивость дневника. Представьте, каково 18-летнему написать про то, что его побили...
Девяностые пережили немногие. Сейчас непосредственный рассказ Ринго Зеленоградского из 1992 года выглядит не просто уникальным цитатником, но и одним из наиболее реалистичных документов той неформальной эпохи.
«Когда мы уходили из дома…» - в те годы романтично, а теперь ностальгически поет Дмитрий Ревякин. Геннадий Авраменко сделал, кажется, бесценный подарок тем, кто хотел бы поближе прикоснуться к той легендарной эпохе, к ее быту и умонастроениям. Книга рекомендуется каждому, кто хотел бы восстановить детали эпохи расцвета русского рока и атмосферы жизни ее верных адептов.
Доносились гудки
с отдаленной пристани.
Замутило дождями
Неба холодную просинь,
Мотыльки над водою,
усыпанной желтыми листьями,
Не мелькали уже — надвигалась осень...
Было тихо, и вдруг
будто где-то заплакали, —
Это ветер и сад.
Это ветер гонялся за листьями,
Городок засыпал,
и мигали бакены
Так печально в ту ночь у пристани.
У церковных берез,
почерневших от древности,
Мы прощались,
и пусть,
опьяняясь чинариком,
Кто-то в сумраке,
злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда одиноким фонариком.
Пароход загудел,
возвещая отплытие вдаль!
Вновь прощались с тобой
У какой-то кирпичной оградины,
Не забыть, как матрос,
увеличивший нашу печаль,
– Проходите! — сказал.
– Проходите скорее, граждане! —
Я прошел. И тотчас,
всколыхнувши затопленный плес,
Пароход зашумел,
Напрягаясь, захлопал колесами...
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты, милая, там, за березами?
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.