Наши взгляды как наши часы: все они показывают разное время, но каждый верит только своим
(Александр Поп)
Книгосфера
23.10.2008
Шимпанзе написал все как есть
Воспоминания 76-летнего шимпанзе Читы в конце лета вошли в лонг-лист премии «The Guardian» за лучший дебют...
Написанные английским редактором Джеймсом Левером воспоминания 76-летнего шимпанзе Читы — известного голливудского киноактера середины минувшего столетия века — в конце лета вошли в лонг-лист премии «The Guardian» за лучший дебют, сообщает «Lenta.ru».
Ознакомившись со списком претендентов, заинтригованные британские критики взялись ломать головы над тем, кто же сочинил эту «автобиографию» под названием «Я, Чита» («Me Cheetah»). Грешили даже на известных личностей вроде Мартина Эмиса или Гилберта Адэра, однако издатель поклялся, что автор на самом деле является дебютантом в литературе. Когда стало ясно, что критика и читатели могут просто умереть от любопытства, инкогнито мистера Левера решили все же раскрыть до намеченной на февраль 2009 года публикации книги в Америке.
В настоящее время Чита в статусе пенсионера коротает свой век в Палм-Спрингсе. Его смотритель Дэн Вестфолл уверяет, что Чита — дружелюбнейшее создание и недеется, что мистер Левер навестит престарелого шимпанзе.
Лондонская же «The Times» отмечает, что Чита оказался довольно ехидным созданием. Чего стоит, например, одно «его» высказывание об актрисе Морин О’Салливан, с которой шимпанзе довелось снимался в нескольких фильмах о Тарзане: он называет ее «безобидной старой калошей, неспособной изобразить любовь к животным». Рекса Харрисона автор вначале характеризует как «милого комика», который со временем превратился в его восприятии во «всеми презираемого импотента и алкоголика», к тому же пытавшегося его убить. Кстати, шимпанзе был отправлен на пенсию именно после того, как укусил Харрисона на съемочной площадке фильма «Доктор Дулиттл».
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела!
Ни объятья невозможны, ни измена.
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро - лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела -
все равно что дранку требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я - не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
март 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.