… помнишь, вчера в телефоне рычал лисёнок –
бес, приручающий простынь, бокал и голос…
небо гадало, плевало в домашний сонник,
солнце под мышкой легонько пушком кололось –
солнце меняло пушки.
говорили пушки
новых полковников, пишущих эсэмэски.
новые шли к тебе передком избушки,
новый дизайн скрёбся в щёлку фантомной детской,
новые марки, явки, пароли, дачи,
уксус подруг, сочувствующе-смешливых…
плакал в подушку нагой безымянный пальчик.
прошлое обнимало тебя, как шива –
вроде, не вырваться – только слезает мясо
с полупрозрачных запястий, как жир – с посуды
в челюстях “fairy”.
только болеет маузер
тех, кто – убийцы светлой, большой и сдутой.
те, что кололись в ключицу тебе булавкой,
те, пианисты с гаммами метких стонов, –
все остаются угрюмым осколком лака,
не уничтоженным губками ацетона,
на одичавшем мизинце…
кусаешь бусы.
клеишь на сердце истошно зелёный пластырь.
и зацветаешь – разжаренная медуза
на исцарапанном солнышком пенопласте.
Мальчик-еврей принимает из книжек на веру
гостеприимство и русской души широту,
видит березы с осинами, ходит по скверу
и христианства на сердце лелеет мечту,
следуя заданной логике, к буйству и пьянству
твердой рукою себя приучает, и тут —
видит березу с осиной в осеннем убранстве,
делает песню, и русские люди поют.
Что же касается мальчика, он исчезает.
А относительно пения, песня легко
то форму города некоего принимает,
то повисает над городом, как облако.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
