я в крошечном хрупком домике
каждый из нас заперт в такой домик и запаян намертво
из него невозможно выйти, кроме как
поиграть со своей жизнью в карты
на раздевание счастья
вот представь, Данечка, ты, безусловно, смог и спасся
голое счастье осталось реветь на диване
в твоей голове оказалось место для пятой масти
все твои козыри были взяты в долг заранее
а что эта не первой свежести женщина
с грустными коровьими глазами?
она полагала, что ни с кем не может быть скрещена
и, не предохраняясь, спала с тобой и котами
ей абсолютно насрать было,
что жертвой аборта станет любовь
счастье улыбалось беззастенчиво и мило:
«боль и невыносимость лёгкости бытия готовь»
и вот, мой милый Данечка, она от тебя залетела
ты, как честный мужик, записал ребёнка на себя
в метриках было сказано чёрным по белому:
Счастье Данииловна, две тысячи десятый год
от Рождества Христова,
двадцать четвёртое октября.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
