курсы давайвинга и трикотажные страсти.
повод, оставивший в темени нервное жало.
…я, может быть, научусь говорить тебе: «здравствуй»
и ледовитое море в халат одичалый
больше не впихивать…
так переходят индейцы
тропку под шапкой-неви – и роднятся тотемом,
так ластоногие бестии донных венеций
плачут по небу, как некий написанный демон,
так переносят сигналы пунктирным широтам
рыбы огромные, так рвутся молнии юбки
неба, так вулканически тянутся шорты
и застывает мелодия в родинко-рубке.
так зачервевший орешек влезает в скорлупку.
так белый кролик уходит в цилиндр, словно в ссылку
«вместо_удава».
ладошка скользит, будто шлюпка,
под темноты заажуренную косынку.
курсы давайвинга.
смугло-ореховый ливень
тёплых мулаток-венер – вместо звёзд банальных.
мы – два орешка-гвоздя в пирожке.
две сливки
в мятных глазницах пальмы…
***
слушай, купи мне денег и помяни –
яблочный-яблочный кит – и жилет не спас…
нас арестуют вместе с толпой шпаны
и отожмут, как камни, в кровавый таз –
вместо заката.
нас раскурочат и
вязочку срезанных душ оторвут с щеки.
будем огрызками божеской нищеты,
гладить дождинки, как тёплые кошельки,
будем кататься на трупах надежд на «я»,
будем учиться пуговицы срывать…
в гравий втекает битая колея.
бред накаляется лампочкой в триста ватт.
в пальцах катается ловкость – в прекрасный срез.
ноги – медузы, правда.
загар – помол…
слушай, купи мне «я научилась без
слишком законного шороха пол на пол…» –
ради науки.
ради «теперь боюсь».
ради захода в вечность на глубину –
милый, стяни мне тонкий китовый ус,
нежно целующий в щёчку саму луну…
***
… это – простуда карманников и морщинок –
тех, не разглаженных жвачкою губ и пульса.
наше «не-вместе» – извечный контакт пушинок,
наше «ничто» – это крезовство без капусты,
наше безумие – с бантиком-ранцем киллер,
наши метанья – консервное танго кильки…
мы хоронили в затылке свои могилы,
хавали солнце слепой растворённой вилкой.
мы выходили на ветер, как волны – к порту,
мы распускались, как черви – прохладой шёлка…
… взвесить в ладони затёкшие капли пота.
пяткой москита-дюймовочку по лбу щёлкнуть.
часик попятить – и раскатать, как тесто.
тронуть живот. попросить, чтоб тянуло – реже…
юбка пытается скрыть потайной оркестрик.
ноет такси, как застрявший в зубах орешек.
***
арахис. грецкий. крошки кедра. соль
похожа на телесную. кусаю
стаканчик с затонувшей стрекозой
с рисунком на спине «морская зая».
пока все там на камушки – стопой,
давай – гребком – по суше… ты – научишь?
прилив – в луной иссушенный запой,
отлив – в кита, что каплями озвучен,
что молится – за нас и против нас,
что коридорен для плывущих мимо
воды…
мы проберёмся, как спецназ
ракушек – тихо – в нефтяные зимы,
где белого – ни-ни.
где только синь
нежнейшей гальки – и сквозь эти поры
мы упадём в безмирие, где сын.
и звёзды.
и ореховое море.
Характерная особенность натюрмортов
петербургской школы
состоит в том, что все они
остались неоконченными.
Путеводитель
Лучок нарезан колесом. Огурчик морщится соленый. Горбушка горбится. На всем грубоватый свет зеленый. Мало свету из окна, вот и лепишь ты, мудила, цвет бутылки, цвет сукна армейского мундира. Ну, не ехать же на юг. Это надо сколько денег. Ни художеств, ни наук, мы не академик. Пусть Иванов и Щедрин пишут миртовые рощи. Мы сегодня нашустрим чего-нибудь попроще. Васька, где ты там жива! Сбегай в лавочку, Васена, натюрморт рубля на два в долг забрать до пенсиона. От Невы неверен свет. Свечка. отсветы печурки. Это, почитай, что нет. Нет света в Петербурге. Не отпить ли чутку лишь нам из натюрморта... Что ты, Васька, там скулишь, чухонская морда. Зелень, темень. Никак ночь опять накатила. Остается неоконч Еще одна картина Графин, графленый угольком, граненой рюмочки коснулся, знать, художник под хмельком заснул, не проснулся.
Л. Лосев (1937 — ?). НАТЮРМОРТ.
Бумага, пиш. маш. Неоконч.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
