беглые дрожжи в белой ладони улиц,
график сгущённой сыворотки бессонниц,
мелкие соли страха и напряжений –
это – рецепт стекла, что тебе подскажет
в первый, второй и последний момент удара,
кем ты сегодня почти понарошку будешь:
– мухой, несущей африку между глазок,
лапками соскребающей все пылинки
с вечно небритых коленок и икр асфальта,
с кухни богов, где горшки, как струна, разбиты.
– пчёлкой, переливающей в тёплом брюшке
мёд, загоревший под жёлтой полоской солнца,
чёрной полоской неба и той, прозрачной,
тонкой тесьмой жужжания в такт огромных
ярких подсолнухов с камнем в огромном сердце,
не собирающем пчёл…
– или, может, будешь
бабочкой, кимоношными рукавами
бьющей накормленный потом безумцев воздух,
стонущей, не умея считать капусту
в морге сачка, опущенного ребёнком.
– может быть, комаром – неумёхой, кровью
пишущим иероглиф любви на коже,
зная: подохнет, но эта старуха-нежность
слишком заманчива, слишком – не отказаться…
беглые дрожжи ушедших на юг детишек,
сладко-сгущённые реки, что режут город,
соль на колёсах автобусов переспевших
и заварные пирожные с мутным чаем,
вылитым в ракушку возле плиты, стыдливо
жемчуг прикрывшую трубами…
сто рецептов,
двести рецептов стекла – выбирай любое,
лбом щекочи его, чтобы смеялось больно,
а не с издёвкой.
триста рецептов, тыща –
пе-ре-ли-вается – не успеваешь в сроки
переменить на разлёт рукавов их скромность,
перековать хоботок на прохладу жала,
переманить личинок чужих инсектов –
не успеваешь быть хоть на долю кем-то…
беглые йорики блох в шерстяных очочках,
анорексичная саранча с зонтами,
толстый навозник в пенсне, потерявшем винтик,
смотрят уже которую ново-вечность
сквозь твоё тело, любого стекла прозрачней,
хоть и не тоньше, сквозь кровяные лапки,
сквозь заварные взгляды твои – мол, что вы
пялитесь?! – нет, чтоб перчаткой плечо погладить
в первый, последний и вечный момент удара,
слишком брезгливого, чтобы тебя пощупать…
тихо жужжишь бесхозным стеклянным горлом,
будучи всеми, но кто же тебе поверит –
разве инсекты могут смотреть на стёкла,
словно зверёк ручной, что легонько морду
тычет под раму-одежду земли смущённой?
разве таких вот можно трепать за холку,
имя массировать выдохом тёплых ливней,
имя массировать – имя того, кто сам и
с именем не знакомился сквозь стекло?
… там, где подсолнухи вечно колышут ветер,
там, где привратники астр собирают листья,
там ты, наверно, узнаешь, кто ты, но разве
сможешь шепнуть стеклу на последнем вдохе?
... брызги разбитых окон.
сквозняк.
и точка
сплющивается в закатно-закатный шар…
Жизнь людей-наскомых:) Завидую ,что вы всё написанное понимаете,я - не всё,а местами - ничего:)
ну а завидовать зачем?)
Ну как зачем,хотся понимать ВСЁ,а не получатся:)
тихо жужжу хитиновым геликоном,
снова в твоё стекло упираясь рогом,
в кровью на нём нарисованный иероглиф
и причитаю: зачем мне рифмы, зачем мне...
что-то когда без них эта дама вполне свободно
дерзко обходицца как без воды и света
в толще земли обходяцца те инсекты
что превращают в кашу мозги поэтов...
.....
простите, учусь помаленьку у Вас писать стехи, размешивая своей деревянной лопаткой загусшие в своих жестяных банках, но очень красиво блестящие на воздухе цветные краски (ежели растворителю хватит)
пардон...
Всегда Ваш
растворителя всегда хватит)
а рифмы - условность.
правда, учителя вы нашли странного... не советую)
Да-с...рифмы стих портят, говорили классики японской поэзии. А учителя мои все странностью всегда отличались, чего ж тут... я им как раз свой последний опус посвятил... не для промоушена - ежели интересно, почитайте "Бурлаки Луны", там они почти все перечислены...
спасибо Вам
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
спят без задних иные сновидцы
вящий космос в полночных прыщах
менингитное небо столицы
я несу на усталых плечах
перекресток пустует у парка
некто редкий заходит в метро
я иду как синоним упадка
беспокойством наполнив нутро
блеклым паром труба бородата
треплет ветер его в кураже
мне здесь радостно было когда-то
никогда так не будет уже
смуглый юноша средней закалки
муравей ежедневной возни
в неуютной норе коммуналки
я был счастлив с тобой черт возьми
и запомнил как это бывает
с поцелуем в горячий висок
только время увы убывает
убивает стирает в песок
потому до печального срока
жил на свете любовью горя
но шатаюсь теперь одиноко
под нездешним дождем января
чтобы эту тоску побороть мне
осторожно в последней строке
выйди господи из подворотни
с именным пистолетом в руке
то направо пойду то налево
незнакомого бога моля
и глядит менингитное небо
равнодушно глядит на меня
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.