... кошкой - налево - направо... Как цепь - балкон.
Пялилась килькой, в квартире на грусть закрытой:
.люди по тоненькой улочке шли гуськом,
чуть возвращаясь из сотен теней Египта.
В чайной - с невкусных хлебцев опавший тмин.
А на цепочке - не крестик, а сон и драмы..
Шли из редиса заката столбы-дымы.
Небо доилось урнами-лошадями...
Мерили лица столешницы и зонты.
Резали лица луковки и гаремы...
Не-египтяне в стаканы вели сады
и воздвигали памятник хризантеме.
Не-первоходцы, убийцы кащеев не,
и не иванушки, не аутисты даже
жизни писали вилами на говне,
из лебеды высекали звезду - и в кашу...
Перебирая родинки, шрамы, рвы
тела, подбитой простынки, цемента просо
в кафеле, я ни борделики-на-крови
не возводила, ни трупики- папиросы
не хоронила. Растерянным гребешком
(кариес) мягко чесала блоху в рейтузах
шторы замёрзшей. А мимо брели пешком
памятник радуге, снегу, гипотенузам
взгляда троистого. Мусорщик дёргал тень
дня, пережитого гномиком. На копытах
дворика кот на крысёнков, как Диоген,
щурился. Рама дрожала зрачком Египта
по-украински - и выдыхала лук.
Небо доилось мечтами, морозным камнем
без философий. И зимний катился плуг
над задремавшими тёмными Позняками.
Сегодня можно снять декалькомани,
Мизинец окунув в Москву-реку,
С разбойника Кремля. Какая прелесть
Фисташковые эти голубятни:
Хоть проса им насыпать, хоть овса...
А в недорослях кто? Иван Великий -
Великовозрастная колокольня -
Стоит себе еще болван болваном
Который век. Его бы за границу,
Чтоб доучился... Да куда там! Стыдно!
Река Москва в четырехтрубном дыме
И перед нами весь раскрытый город:
Купальщики-заводы и сады
Замоскворецкие. Не так ли,
Откинув палисандровую крышку
Огромного концертного рояля,
Мы проникаем в звучное нутро?
Белогвардейцы, вы его видали?
Рояль Москвы слыхали? Гули-гули!
Мне кажется, как всякое другое,
Ты, время, незаконно. Как мальчишка
За взрослыми в морщинистую воду,
Я, кажется, в грядущее вхожу,
И, кажется, его я не увижу...
Уж я не выйду в ногу с молодежью
На разлинованные стадионы,
Разбуженный повесткой мотоцикла,
Я на рассвете не вскочу с постели,
В стеклянные дворцы на курьих ножках
Я даже тенью легкой не войду.
Мне с каждым днем дышать все тяжелее,
А между тем нельзя повременить...
И рождены для наслажденья бегом
Лишь сердце человека и коня,
И Фауста бес - сухой и моложавый -
Вновь старику кидается в ребро
И подбивает взять почасно ялик,
Или махнуть на Воробьевы горы,
Иль на трамвае охлестнуть Москву.
Ей некогда. Она сегодня в няньках,
Все мечется. На сорок тысяч люлек
Она одна - и пряжа на руках.
25 июня - август 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
