… затылок – в полрастрёпа – одуван
в ногах босых, и небо – на бретелях…
Таким любить – как снег ломать в дрова,
болтая в не-емелину неделю.
Таким любить – как вышивать крестом
на спинках пчёлок золотые сгустки,
и дуть на свет, холодный и простой,
его вдыхая (сложное искусство).
Таких – не знают. И не узнают.
Их – не в вино, а в морс. Не в суп, а в лечо.
А после – в психо-артовый уют,
где белые телята не излечат
пыль, в кашу переваренную, а
из золота – предсердий только шкварки….
И вот оно – нугою течь, и чай
раскладывать на воду и заварку.
И вот оно – качать поникший стул,
что плавает обломком в океане
психоза.
Дым пускать, что так сутул,
что по нему – идти, когда всё канет
в расписанный весной душистый ворс
халата почвы…
о, любить бы! –
запах
любви, как тополя, уходит в рост
и нежит в одуванчиковых лапах
букашек – с иероглифом в глазах
и с носом, чующим за вечность супа
тугие слитки.
Пляшут небеса
в бретелях, и затылок на беззубость
подушки опадает.
Белый вихрь –
слетает кожа, оголяя душу…
Таким любить написано в крови,
в души подкладке,
в золотистой суши
сожжённых солнцем губ.
Т. Зимина, прелестное дитя.
Мать – инженер, а батюшка – учетчик.
Я, впрочем, их не видел никогда.
Была невпечатлительна. Хотя
на ней женился пограничный летчик.
Но это было после. А беда
с ней раньше приключилась. У нее
был родственник. Какой-то из райкома.
С машиною. А предки жили врозь.
У них там было, видимо, свое.
Машина – это было незнакомо.
Ну, с этого там все и началось.
Она переживала. Но потом
дела пошли как будто на поправку.
Вдали маячил сумрачный грузин.
Но вдруг он угодил в казенный дом.
Она же – отдала себя прилавку
в большой галантерейный магазин.
Белье, одеколоны, полотно
– ей нравилась вся эта атмосфера,
секреты и поклонники подруг.
Прохожие таращатся в окно.
Вдали – Дом Офицеров. Офицеры,
как птицы, с массой пуговиц, вокруг.
Тот летчик, возвратившись из небес,
приветствовал ее за миловидность.
Он сделал из шампанского салют.
Замужество. Однако в ВВС
ужасно уважается невинность,
возводится в какой-то абсолют.
И этот род схоластики виной
тому, что она чуть не утопилась.
Нашла уж мост, но грянула зима.
Канал покрылся коркой ледяной.
И вновь она к прилавку торопилась.
Ресницы опушила бахрома.
На пепельные волосы струит
сияние неоновая люстра.
Весна – и у распахнутых дверей
поток из покупателей бурлит.
Она стоит и в сумрачное русло
глядит из-за белья, как Лорелей.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
