Весна зависла между мартом и июнем
Дрожит, пищит, трещит заледенелым,
Втоптанным пакетиком в сугроб
И банками
И там еще стекло
Дожди «прости» свое на головы роняют
Пульсирует вода
И выбиваясь стоном из асфальтных пор
Нутра
Больной и скомканной придуманной вселенной
(Земли, где для него ни места нет, ни памяти,
Ни бутерброда из заветренного сыра
И срезанного криво тупорылым найфом
Куска батона – мягкотелый пласт!)
Смывает лист календаря измятым и замученным солдатом
В окопы, в грязь.
Хромые сентябри, забытый май в трамвае
Часы, минуты - дней недели сток
И каждое окно горит как на пожаре
На фоне небосклона кирпичей
И каждый дом все давится жильцами
Их судьбами, икеей в душных спальнях
(Там сны воруют жизни)
И еще
Там пазлы собирают дети маме
Потом кусок от лего колит в бок.
Убит вчерашний день, надрез на горле – больно!
Зазубренной иллюзией-мечтой
Открыл глаза - уже младенец вторник
Орет, предчувствуя
Стремительный уход
В небытие
До новой нервотрепки
Дай только срок -
Воскресный день утоп, а понедельник
Скоро тоже сдохнет
И снова этот крик! (китайский писк не в счет)
Беги, пока бежишь, малыш, малышка, дарлинг
Плыви, пока не тонешь- раззз, гребок!
Еще один, еще один, еще
Любовь как остров
В океане безымянном
Но ты доплыл - песочек ничего
Кокос не свеж – плевать
Лежишь
И время вспять.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.